Он

На пару мгновений в глазах Льва Петровича мелькнул интерес и тот веселый задор, с которым он ранее шел по жизни. Шел, переступая через конкурентов, а иногда и через трупы. Шел к своей цели, которую сам для себя обозначил как «неимоверное богатство». Сейчас по своему собственному ощущению он находился где-то в конце первой трети пути, и останавливаться Лев Петрович не собирался. До вчерашнего дня.

Искра заинтересованности вспыхнула и пропала. Взгляд снова стал бесцветным и грустным.

— Это моя дочь, — сказал он собеседнику, будто продолжая прерванный разговор. — Вика. Она умерла. Позавчера. В больнице. В одиночестве. Повесилась на…

Он замолчал не в силах продолжать.

Человек в простреленном пальто молча и заинтересованно смотрел на убитого горем отца. Но совершенно без сочувствия или соболезнования. Он просто ждал. Посидел с минуту, вытащил из кармана простреленную насквозь пачку сигарет. Поковырялся, достал одну из немногих уцелевших. Закурил, стряхивая пепел на дорогущий персидский ковер, устилающий пол. Из дыр в груди пошел дымок.

Тусклый голос хозяина дома вновь включился. Говорил он тихо, но слух у его собеседника был очень хорошим, и потому ничего из сказанного не прошло мимо.

— Она и еще одна девушка… Ее подруга, Ирочка. Пропали неделю назад. А через три дня их нашли грибники в одной подмосковной лесопосадке. В целлофановых мешках. Ирочка была уже мертвой. А Вика еще нет. Хотя… Может, лучше бы… Но она была жива. Но не в себе. После того, что с ней сделали…

Хозяин кабинета поймал себя на том, что стал заговариваться и, скрипнув зубами, попытался взять себя в руки.

— Она приходила в себя три раза. Первый раз только плакала и звала маму. Второй — назвалась по фамилии. А в третий раз… в третий она повесилась. Я не успел лишь немного. Прибыл в больницу через два часа, после того как ее из петли вынули. Вот так. Я не успел…

Лев Петрович вновь замолчал.

Гость откашлялся.

— Вы же в курсе, кто я, — тоже тихо сказал он. — Я не могу ее воскресить.

— Да. Знаю. Да и могли бы… Я не этого хочу. Моей девочке сейчас лучше там… Куда она попала. В Раю. Тот обрубок тела и сознания, которым она стала, починить было уже невозможно.

На счет «лучше-хуже», гость мог поспорить. Рай самоубийцам закрыт, каковы бы ни были причины. А в Аду для них ничего не заканчивается, напротив, усугубляется. Но говорить об этом сейчас не стоило.

— Вы хотите возмездия?

— Нет.

Гость нахмурился.

— А тогда зачем вы меня нашли? Вы не могли не понимать, что я крайне занят.

— Вы меня не поняли. Я не хочу возмездия. От вас. Я хочу мести. И отомстить хочу сам. Лично. Страшно.

— М-дя? Желаете убить маньяков?

— А их было несколько? — Лев Петрович напрягся.

— Понятия не имею, — пожал плечами гость. — Я вашим вопросом еще не занимался. Просто так выразился.

— А-а… — снова расслабился в кресле хозяин кабинета. — Понятно. Я хочу, чтобы вы мне их нашли. Их или его. Неважно…. Но… Всех. Всех причастных. Доставили сюда. А потом… Потом я сделаю все сам.

— Хм… — человек озадаченно склонил голову. Задумался. — Неужели… Вы, с вашими связями… И не смогли привлечь кого попроще? Ну там ФСБ, Интерпол или Мосад какой-нибудь? Зачем с такими вопросами обращаться к адским силам?

— Я подключил всех, — ответил Лев Петрович. — Всех. Все ресурсы. Так что у вас будут конкуренты, вы это должны иметь в виду.

Гость пренебрежительно передернул плечами, будто отмахиваясь от несущественного.

— Ерунда. Но… Вы знаете мой гонорар?

— Душа?

— Душа… Не льстите себе. Ваша душа и так уже проклята много раз. Вы попадете в Ад, даже если мы не договоримся. Слишком уж много на вас тяжелых грехов висит.

— А что…

— Ну душа — это само собой. Но помимо этого — рабство. До окончания вашего земного пути вы попадаете в абсолютно повиновение. Мне. Да и после смерти… Вы попадете не абы куда Управление Карами припишет, а именно в мой отдел. Навечно. И без возможности апелляции. Не говоря уже об автоматическом пересмотре дела на Страшном суде.

— Я согласен. Но вы найдете их?

— Да.

— Я готов. Нужно расписаться кровью?

— Прежде чем мы приступим, нужно оговорить детали. Чтобы потом не возникло недоразумений. Что вы собираетесь с ними сделать? Убить?

— Да. Но не сразу. Совсем не сразу. Я сделаю с ними то, что они сделали с моей девочкой… Только хуже. Во сто крат хуже. У меня в подвале оборудован медицинский бокс. Я зафиксирую его… Их… И… Буду отрезать по кусочку. Останавливать кровь. Лечить. Резать. Лечить. Я ведь хирург по первой профессии, вы, быть может, знаете… И так до тех пор, пока от них не останутся одни головы с жизненно необходимыми для функционирования мозга органами. Ооо… Я растяну наказание на гооооды…

Глаза Льва Петровича блеснули маниакальным блеском.

Его собеседник молча покачал головой.

— Извините, я не могу этого допустить.

— П… Почему???

— Нуу… Как вам объяснить… Вы собираетесь сделать из них мучеников. А таким многое прощается. Вдруг успеют искренне покаяться?

— И что?

— Существование на Земле есть величина конечная. Все муки, кои вы можете обеспечить здесь, не идут ни в какое сравнение с пытками Ада. Вечными пытками.