Некоторым видам в результате этих прогулок, наступил окончательный и бесповоротный пипец. Плуг, будучи носителем души Второй Категории, а следовательно человеком искренне верующим, рассудил, что на все воля Его, и, стало быть, в обновленном мире вымершим не нашлось места.
Больше всего неприятностей доставляли жираф и пупусичек. Жирафа из-за качки постоянно мутило, а учитываю длину его шеи, это выливалось в довольно продолжительные неприятности. Плуг очень надеялся, что жирафа сожрет лев, но тот, как оказалось охотиться не умел вовсе. У него оставалась всего одна львица, которая боялась без прайда нападать на столь крупную добычу. Тигр, решивший все же попробовать, что там у жирафа под тогда еще розово-пятнистой шкурой, получил копытом по голове. И теперь почти все время жался у северной части ковчега, под защитой маленького, но очень наглого шакала. Только недавно несчастный полосатый зверь немного отошел от шока и поймал корбогола, зверька размером с небольшого ежика серо-желтого цвета, с хоботком и на длинных тонких ножках. И тут такое событие… Тигр выплюнул недоеденную тушку и закрыл морду лапами. Мясо тут же утащил шакал, рассудив, что это гонорар за преданность.
Пупусичек, совершенно безобидный зверек, с тонким обонянием, и печальными коровьими глазами достал всех своими стенаниями.
Да, петух кукарекал, бык мычал, конь ржал, а пупусичек жалобно ныл. Его видовой клич звучал примерно так: «Мыыыыуууумреееемммм…».
Тоску он нагонял долго и с завидным усердием. Ему вторил пупусичек роду женского, и этот дуэт бесил весь ковчег, включая апатичную ко всему прочему на свете черепаху. Плуг, в душе жалея, что не забыл загрузить пупусичков, самолично не предпринимал никаких мер. Но и не стал препятствовать, когда звери и гады, сплотившись в небывалом доселе единстве, до смерти затоптали нудных плакальщиков. К экзекуции присоединилась даже улитка. Она свирепо высовывала рожки и угрожающе приподнимала свой домик. В общем, голосовала за расправу всеми имеющимися у нее способами.
И вот теперь наконец уставшие от непереносимой вони, ужасной качки и всепокрывающей грязи пассажиры ковчега обрели надежду. Надежду на то, что все это скоро закончится, и блуждания по мировому океану без руля и без ветрил подошли-таки к концу.
Люк не открывался. Никак.
И люди, и звери, и гады, и скоты, и птицы взвыли дурными голосами. Всем очень хотелось наружу, к свету, свежему воздуху и подальше от жирафа. А Плугу еще и выпить.
Но не тут-то было.
До первого октября, пока постепенно убывала вода, ковчег оставался запечатанным. За это время некоторые виды из собранных на ковчеге перестали быть редкими. Но о них теперь никто не печалится, ибо даже не знает, что они когда-то существовали.
Единственными, кому путешествие понравилось, были кролики. Учитывая, что вошли они на ковчег вдвоем, а когда Плуг просверлил-таки в стенке дырочку, их количество вплотную приближалось к двадцати тысячам — понятно почему.
В общем, по прошествии сорока дней со дня окончания убывания воды, Плуг на несколько сантиметров смог приоткрыть окно ковчега. От воды дерево разбухло, раму повело, и окошко заклинило намертво. В эту щель ничего нельзя было рассмотреть, кроме узенькой полоски неба. Вопреки ожиданиям, поток воздуха не освежил ковчег, а напротив, принес запах тины и тухлых яиц. Назначив перископом ворона, Плуг выпихнул наружу отчаянно орущую и царапающуюся птицу.
Ворон не вернулся.
Ни на второй день, ни на третий, ни вообще.
Через неделю Плуг выпустил голубя. Покружив немного, тот с одуревшими, круглыми от страха глазами вернулся к ковчегу и стал молотить в лючок так сильно, будто переквалифицировался в дятла.
Пришлось впустить голубя назад. Будучи птицей, голубь не смог поведать, чего же он такого страшного узрел, но его «курлы-курлы», после этого, навсегда стали какими-то истеричными.
Еще через семь дней Плуг, решив больше не травмировать иных птиц, выпустил того же самого голубя. Голубь смотрел на человека печально и обреченно. Но сопротивляться не пытался. К вечеру голубь, как это ни странно, вернулся. Весь грязный, залепленный травинками, листочками и хвоинками. Один из листиков болтался у голубя на клюве, делая его похожим на ниндзя, решившего начать джихад.
Когда через неделю голубь немного оклемался и отъелся, Плуг в третий раз вытолкал его в щель. Непонятно, что именно Плуг хотел самому себе доказать, ведь ковчег не двигался уже довольно давно… Возможно, просто за что-то невзлюбил этого голубя. Но когда голубь не вернулся, Плуг сильно обрадовался.
В общем, так или иначе, а в половину двенадцатого ночи тридцать первого декабря года потопа плохо видящему и не очень хорошо соображающему носорогу показали, где именно находится дверь, ведущая наружу.
Носорог не совсем понял, чего именно от него хотят, но дверь отрыть помог. Случайно. И тут же чуть было не утонул в жидкой глубокой грязи, покрывающей землю от горизонта до горизонта. Недалеко высилась покрытая такой же грязью одинокая гора, которую Плуг почему-то принял за Арарат.