Омут

– Совпадений нет, – сочувственно подтвердил Илия. – От себя выскажу предположение, что он, судя по очертаниям, кшаанский. Я видел подобные, когда мы изучали кшаанскую храмовую архитектуру в университете.

– И что он может означать?

– Если он действительно один из тех, что выбивают на стенах храмов, то самое логичное, что можно предположить – это имя.

– Чье имя?

– Бога какого-нибудь. Всяких подпольных культов в Кшаане полторы тысячи, и у всех свои боги. Я попробую покопаться в книгах и опознать его. Но успеха не обещаю.

За дверью в глухой стене обнаружилась та же стена.

– Ясно, – протянул я.

Вероятно, Илия расслышал глубокое разочарование в моем голосе, потому что спросил:

– Делеф, почему тебе так важен этот символ?

Натянув телефонный провод, я развернулся к стеклянной двери будки и посмотрел в темноту.

– Илия, как долго ты работаешь в СЛ?

– Почти два года.

– Какой у тебя уровень доступа к информации?

– Третий.

Уровень ожидаемо низкий. Пусть даже на меня вдруг накатило желание обсудить текущую ситуацию, я не имел права трепаться с Илией на закрытые для него темы. Я смотрел в темноту. У меня было странное ощущение. Как будто тьма присосалась к моему сознанию, вытягивает его, словно сок через трубочку.

– Я знаю, что происходит в стране, – тихо произнес Илия после паузы. – Я все разузнал.

– Каким образом?

– Не спрашивай. Не думаю, что тебе удастся меня шокировать, Делеф. Так с чем ты столкнулся?

Я прикрыл глаза, перекрывая темноте доступ к своему разуму. Потом раскрепил замки внутри себя и позволил себе высказаться.

– Призраки существуют, Илия. Конечно, они не совсем такие, как их описывают в художественной литературе. По одной из версий, интенсивные негативные переживания способны оставлять оттиски, которые не угасают долгое время, существуя отдельно от человека-источника. По другой версии, некоторые чувства достигают такой силы, что не утихают и после смерти их носителя, и тогда его дух становится призраком. В любом случае призраки представляют собой тень тени человека. Почти лишенные разума, сохранившие лишь клочья воспоминаний, они не являются полноценными личностями и не способны внятно рассказать о своих потребностях. Мы называем такие сущности «саморазрушающиеся», потому что основное их стремление – это выплеснуть страдание, составляющее их существование, и исчезнуть. Все их примитивное, ограниченное поведение определяется как раз теми чувствами, от которых они навязчиво стремятся избавиться.

– Какими именно чувствами?

– Обычно ненавистью, болью. Эти сущности жаждут успокоения и не знают, как его достигнуть. Со временем они озлобляются и могут стать агрессивными. Фрагменты воспоминаний, соединить которые они не способны, заставляют их оставлять знаки. Знаки могут подсказать нам, с кем мы имеем дело.

– Тогда эти знаки… что-то вроде просьбы о помощи?

– Может быть, – с легким удивлением ответил я. – Никогда не задумывался об этом. Мне просто не было до них дела. Теперь ты понял, почему мне так важно разгадать значение символа?

– Я постараюсь помочь тебе. Сделаю все, что могу, – пообещал Илия.

– Спасибо. Я рассчитываю на тебя, – устало сказал я. – Выполни еще кое-что, раз уж ты все равно на работе, и будешь свободен.

Я попросил его оформить запрос касательно случаев исчезновения людей за последний год, обращая особое внимание на пропажу девушек в приближенных к деревне местностях, и он обещал, что все будет «сдл» («сделано»). Затем мы распрощались. Илия получил возможность вернуться к его кобылке, а я поплелся к заскучавшей своей.

Лошадь хорошо знала дорогу, и мне оставалось только не мешать ей и удивляться, как мы до сих пор в потемках не врезались в какое-нибудь дерево. Черные деревья, сквозь раскинутые ветви которых просачивался бледный свет истончившегося месяца, наводили прямо-таки мистический ужас.

Было уже жутко поздно. О холодном ужине я даже не вспомнил и, бесконечно усталый, упал на кровать, коротко охарактеризовав день как «безрезультатный». Но к усталости у меня не было претензий, она много лучше моих депрессивных приступов и позволяет, скользнув мимо них, сразу забыться глухим сном. Что я и сделал.

16 сентября

Я вдруг обнаружил, что стою возле кровати, моя кровь горит, и я готов бежать куда-то, хотя секунду назад крепко спал. Я остро ощущал присутствие призрака, уже не сомневаясь, что девушка была здесь, в этой маленькой деревушке, и с ней сделали что–то такое, после чего она стала безжалостной и бестелесной.