– Ты говоришь так, словно я наделён божественной силой и властью, – шепчет ахеец.
– Ты всегда был наделён ими, сын Пелея, – изрекает Паллада и, воздев незанятую руку для благословления, квитируется прочь.
Раздаётся негромкий хлопок: это воздух устремляется в образовавшийся вакуум.
Ахиллес опускает царицу наземь, подле других мертвецов, но лишь затем, чтобы завернуть её тело в самое чистое покрывало, какое только удаётся разыскать в боевом лагере. Затем находит свой щит, копьё и шлем, походный мешок с хлебами, кожаные мехи с вином, которыми запасся несколько часов назад – как давно это было! Наконец, приладив оружие, он преклоняет колени, поднимает убитую амазонку и шагает навстречу вулкану Олимпу.
– Вот дерьмо! – Даэман стягивает с лица туринскую пелену.
Сколько прошло минут? Он проверяет напульсную функцию ближней сети. В округе – ни единого войникса. Окажись они рядом, уже давно бы разделали мужчину, как пойманного лосося, пока он здесь прохлаждался, захваченный драмой.
– Ну и дерьмо, – повторяет бывший коллекционер. Никакого ответа. Лишь волны негромко плещут о берег.
– Что же сейчас важнее? – бормочет сын Марины. – Как можно скорей доставить эту заработавшую штуковину в Ардис-холл и разобраться, зачем Калибан оставил её для меня? Или вернуться в Парижский Кратер и разведать, что на уме у многорукого-словно-каракатица?
С минуту он тихо стоит на коленях, потом поднимается с песка, убирает расшитую пелену в заплечный мешок, вешает меч на пояс, подхватывает лук и устремляется на пригорок, к заждавшемуся факс-павильону.
27
Затемно пробудившись, Ада увидела в комнате сразу трёх войниксов. Один из них держал между длинными пальцами-лезвиями отсечённую голову Хармана.
Тут женщина проснулась по-настоящему, среди предрассветных сумерек, чувствуя, как бешено колотится сердце. Рот её был широко разинут, как если бы готовился испустить вопль ужаса.
«Милый!»
Она выкатилась из постели, присела на краешке, обхватила виски ладонями. Кровь грохотала, не унимаясь, даже голова кружилась. Невероятно: как это Ада смогла забыться, пока супруг ещё на ногах. Всё-таки глупая штука – беременность, подумалось ей, подчас ощущаешь себя предательницей.
Хозяйка Ардис-холла заснула прямо в одежде – в холщовых штанах, жилетке, блузке и толстых носках. Будущая мать как смогла уложила волосы и разгладила длинную юбку, чтобы не выглядеть неряхой. Прикинула, не взять ли немного драгоценной горячей воды из общих запасов и принять ванну, но переду– ' мала. Мало ли что могло произойти за час или два, с тех пор как она задремала. Ада обулась и поспешила вниз по лестнице.
Харман стоял в передней гостиной с широкими, ещё не разбитыми остеклёнными стенами, за которыми открывался вид на южную лужайку до невысокого частокола. Хмурые тучи не только совершенно застили восходящее солнце, но и начали сыпать белой крупой. Молодая женщина лишь однажды видела подобное в Ардисе, да и то – в детстве. Около дюжины колонистов обоего пола, в том числе и Даэман со странным румянцем на лице, негромко переговаривались у самой стены, глядя на снегопад.
Ада наспех обняла кузена и тут же прижалась к супругу, обвив его шею рукой.
– Как там Оди… – начала она.
– Никто пока жив, но уже одной ногой в могиле, – тихо промолвил девяностодевятилетний мужчина. – Он потерял много крови. Дышит с усилием, всё хуже и хуже. Лоэс говорит, через час или два ничто не поможет. Вот решаем, как нам следует поступить… – Он обнял жену за талию. – Даэман привёз ужасные вести о своей матери.
Хозяйка Ардис-холла выжидающе посмотрела на друга. Неужели Марина окончательно отказалась переезжать? Они с кузеном дважды наведывались к ней за последние восемь месяцев, но так и не смогли переубедить упрямицу.
– Она мертва, – сказал молодой мужчина. – Калибан убил её и всех обитателей башни.
Ада прикусила сустав пальца чуть ли не до крови, проговорила:
– О, Даэман, как я тебе сочувствую… – И только потом, осознав услышанное, прошептала в ужасе: – Калибан?
Рассказы Хармана об орбитальном острове Просперо уверили её, что чудовище там и подохло.
– Калибан? – беспомощно повторила будущая мать, ещё не стряхнувшая с разума бремя ночного кошмара. – Ты уверен?
– Да, – отвечал кузен.
Ада обвила его руками; напряжённый и твёрдый, точно скала, молодой мужчина рассеянно погладил её по плечу: должно быть, ещё не пришёл в себя от потрясения.
Разговор перекинулся на оборону особняка минувшей ночью. Войниксы пошли в атаку около двенадцати часов, тварей было не меньше сотни, а то и полутора – моросящий дождь и кромешная мгла не давали разглядеть наверняка, – и все устремились на частокол одновременно с трёх разных сторон. Это было самое крупное и, без сомнения, самое слаженное нападение в истории Ардиса.