Работа была простая: мебель и стены пропылесосить, потом пол помыть, мастикой намазать и натереть. А мама в это время уже начала в ванной стирку. Урчала машина, плескалась вода, сугробом лежало бельё… На них мама будто совсем внимания не обращала.
Лётчик и Ольга в комнате запустили пылесос. Уже после первой стены лётчик сказал, улыбаясь:
– Нет, слушай, эту машину надо в клетке держать!
– Как это? – засмеялась Ольга.
– Очень сил у неё много. Какой-то зверь, а не машина!
Пылесос, правда, гудел, рычал от напряжения, ходил ходуном, где-то внутри него сверкали синие молнии. Скоро в комнате стало жарко от работы. Вещи постепенно сдвинулись со своих мест, будто решили уйти куда-то отсюда, как в «Федорином горе». Ольга и лётчик уже не переговаривались теперь, а перекрикивались.
– Ну что? Законно у нас идут дела?
– Да, законно! – Ольга с удовольствием выкрикнула мальчишеское это, огоньковское слово.
Ей было весело. Она чувствовала, что раскраснелась. Волосы выбились из-под заколок и длинными пушинками щекотно падали на лоб. Ольге то и дело приходилось сдувать их.
Они почти не разговаривали – в общей простой работе и так всё было понятно. Да и грохот стоял зверский.
– По-моему, уже всю пыль выпили до последнего микроба! – крикнул лётчик и выключил пылесос.
– По-моему, тоже! – закричала Ольга в наступившей вдруг тишине.
И они засмеялись оба, но теперь уже без смущения – просто как старые знакомые. Чего же не посмеяться, если смешно вышло!
И не заметили они, как глянула на них мама радостно, недоверчиво улыбнулась и тотчас опять спряталась у себя в ванной.
Они стали мыть пол в две тряпки. Мебель бегала от них по всей квартире.
– Слушай, я упарился! – говорил лётчик.
Они сидели на островке сухого ещё пола. Лётчик держал в руках Ольгину тряпку. Он тряпки выжимал просто удивительно! Он её с одного раза перекручивал, будто змею. И тряпка была как сухая.
Ольге, конечно, нравилось, что он устал. Она тоже устала. Но не так уж сильно. И потом она про это ни словечка не проронила!..
– Настя! – крикнул лётчик. – Сигарету здесь покурить можно?
– Конечно, кури, – сказала мама. Она глядела на них, стоя в дверях, тоже слегка усталая.
Ольга пошла пока позвонить, поговорила с невиданной ещё, но уже знакомой Лелей Познанской: старик ботаники чувствовал себя хорошо. Правда, голос у Лёли опять очень уж бодрый был!
Когда Ольга вернулась в комнату, лётчик уже возил тряпкой по полу. Она спросила:
– А как же отдыхать?
– Надо, Оль, поднажать! Времени в обрез.
– А чего?
– Рейс у меня сегодня в пять.
– Ну успеем же!
– А пообедать ещё охота, рубануть как следует! И ящик посмотреть.
– Чего?
– Ну телик! Ты любишь телевизор смотреть?
Ольга задумалась.
– Я не знаю… – она тоже взялась за тряпку, – когда как.
– Я тоже когда как. Один не люблю, а с компанией люблю.
– А когда обратно прилетишь?.. – Здесь она споткнулась: заметила, что назвала его на «ты».
– Точно не знаю, Оль. – Он, как видно, ничего не заметил. Ему было сейчас совсем не до того. – Это зависит, как ждать меня будете. – Он принуждённо улыбнулся. Он будто шутил, а на самом деле совсем не шутил.
– А как ждать?
– Если очень хорошо, то тогда быстро!
– Я буду хорошо.
Лётчик вдруг запел:
Дальше Ольга не успела запомнить. Но это была очень хорошая песня. Хотя и совсем не детская – там про взрослых говорилось. Но всё равно она задевала – трогала сердце грустными пальцами.
А лётчик запел новую песню. Было видно, что ему весело, но пел он почему-то не очень весёлое:
– «Смотри, пилот, какое небо хмурое! Огнём сверкает тёмной тучи край, суровый день грозит дождём и бурею… Не улетай, родной, не улетай!»
Ольга стояла на коленях с тряпкой в руках и слушала… Вот какой он оказался! Не то что не страшный, а даже совсем наоборот… Погоди! А как же иначе могло быть? Ведь это мамин друг старый. А мама же у неё такая, ну такая… Разве она могла Ольгу заставлять с плохим человеком знакомиться? Разве мама сама захотела бы с ним дружить, если б он был плохой?!
Нет, погоди! Мама не дружить с ним хочет. Мама собирается… Здесь Ольга остановилась резко. Она, конечно, была уже вполне взрослая. Но это, это оставалось всегда каким-то особенно взрослым. И поэтому запретным для неё.
Лётчик домыл последний кусочек пола, накинул тряпку на швабру – хотел, видно, ещё раз протереть, уже насухо.
Мама у себя в ванной выключила машину. Было необычно тихо, было слышно, как она полощет и поёт: «Не улетай, родной, не улетай!..» Ольга спросила:
– Ты будешь жениться… на ней?
– Буду! – твёрдо ответил лётчик. Лицо у него стало серьёзное. Руки в закатанной по локоть ковбойке крепко сжимали ручку швабры. Казалось, вот-вот – и палка эта треснет.
– Когда?
– Хочу скоро… поскорей… Пока вопрос упирается в одну девочку… звать Ольга. – Он улыбнулся с трудом.
Он всё это по-взрослому сказал, но Ольга, конечно, поняла.
– Не упирается! – она сказала.
– Ну тогда давай лапу!.. Навсегда?
Ольга ответила:
– Навсегда!
И заплакала.