Ольга Яковлева

Ленивый лифт медленно вёз кого-то наверх. Ольга, грохоча каблуками, покатилась по звонким ступеням, распахнула входную дверь… Ух ты! Никогда она не знала, что на свете так много чистого морозного воздуха. Даже в ушах тихонько зазвенело… Сейчас бы остановиться, да запрокинуть голову, да приглядеться бы к той синеве. Но некогда, некогда!..

И почему так бывает? Почему нам приходится торопиться в самые неподходящие для того моменты?..

Она подбежала к дому Огоньковых. Но взойти по ступеням к подъездной двери не успела. Дверь вдруг раскрылась, словно сама собою. На крыльцо вывалился Огоньков. Он волок здоровый и, как видно, тяжёлый чемодан.

– Огоньков! – крикнула Ольга.

– А, это ты, – пропыхтел Генка. – Пока!.. Представляешь, дед пронюхал! Деда задержи.

Он сволок чемодан со ступенек и, кренясь на один бок, побежал по пустой, освещенной праздничным солнцем улице.

Но не успел Огоньков пробежать и тридцати шагов, как парадное снова грохнуло, на улицу выскочил старик ботаники:

– Геня! Геня!

Был он в распахнутом длиннополом пальто. Шея обмотана чем-то странным… «Господи! – догадалась Ольга. – Вафельным полотенцем!» Прямо из лысины у старика ботаники шёл пар. Это было смешно, наверное… «Сейчас ведь простудится!» – ахнула про себя Ольга.

А старик ботаники бежал и бежал за Огоньковым:

– Геня! Геня!

– Кончай, дед! Я не вернусь! – крикнул Огоньков не оборачиваясь. – Оставь ты меня!..

Улица была прямая и шла немножечко под горку – Ольге всё хорошо было видно. Она бежала за ним следом.

Выходило так, что Огоньков и старик ботаники бежали с одинаковой скоростью. Огонькову мешал чемодан, а старик ботаники просто был старый. Редкие прохожие удивлённо глядели им вслед. Наконец Огоньков совсем, видно, выбился из сил. Старик ботаники стал его тихо-тихо нагонять. И Огоньков заметил это. Он вдруг остановился, повернулся лицом к деду. А тот решил, что всё в порядке, и просто шагал к Огонькову, не бежал.

– И писем тебе писать за это не буду! – зло крикнул вдруг Огоньков. – Так и знай! И ничего мне твоего не надо! На!

Огоньков швырнул чемодан на тротуар, а тот припрыгнул как-то непонятно и шлёпнулся прямо в лужу у края мостовой. В лужу, едва прикрытую молодым ледком.

После этого Огоньков повернулся и побежал так быстро и легко, что старику ботаники совсем уж не стоило за ним гнаться. И всё-таки он погнался. Погнался!.. Только долго не смог – шагов, может, десять. Но едва пробежал мимо злосчастного чемодана – словно крючок схватил его за сердце. Старик ботаники вдруг остановился, обнял двумя руками водосточную трубу – как пьяный.

Но Огоньков ничего этого не видел. Он летел вольной птицей по каким-то переулкам. Летел, отгороженный от Ольги и деда громадами домов.

* * *

Что долго писать о грустных вещах!..

Что писать о том, как возвращались они домой, как выуживали чемодан – весь бок его был в грязных брызгах и уже присохших мутных стекляшечках льда. Ольга попробовала сама взяться за чемодан. Но смогла пронести только шагов пять. И ещё шага три прокорябала его по голому мёрзлому асфальту. И тогда понёс старик ботаники. Он тоже весь искривился от тяжести, как Ольга. Но дошёл до парадного, так руку ни разу и не сменив! И только в лифте сказал:

– Тяжёлый какой! Что он набрал туда?..

Сразу между ними установилось молчаливое согласие: имени Огонькова вслух не произносить.

Вошли в квартиру. Ольга осторожно прикрыла дверь. Привычно весело щёлкнула «собачка». Старик ботаники сказал:

– Ну ладно. Что ж, раздевайся…

Впервые он так говорил с ней – безразлично.

– Я… как хотите, – сказала Ольга. – Я и домой…

Старик ботаники молча размотал с шеи полотенце.

Увидел, что это полотенце, отёр испарину со лба. Прошёл в комнаты. Ольга стояла в растерянности. Не знала, то ли уйти ей, то ли что… А старик ботаники молчал. И тогда она, не раздеваясь, пошла за ним следом. Увидела его сидящим в большом чёрном кресле, села напротив – на тяжёлый стул с высокой, как дворец, спинкой.

– Ну что же, девочка… – начал старик ботаники и закашлялся, пояснил – Видишь, воздуху холодного сейчас нахватался…

Ольга кивнула. Ей неудобно было и жарко сидеть в пальто, она стала расстёгиваться и тут заметила, что ещё варежки даже не сняла!

– Ну что, девочка, делать будем? – спросил старик ботаники.

– Я не знаю, – сказала Ольга.

– Вот и я не знаю!..

В милицию звонить?

Он словно Ольгину мысль прочитал. Ведь о сбежавших детях всегда в милицию сообщают.

– В милицию позвонить? Но мне, Оля, это как-то неудобно!

А ведь правда: как на Генку в милицию звонить? Он же не пропавшая сумка и не малолетний преступник. Да и без вещей – куда он денется!..

Так Ольга себя успокаивала. А старик ботаники опять будто услышал её мысли:

– Я думаю, девочка, мы подождём. До вечера или до завтра. Подождём-ка лучше до завтра. Терпения наберёмся… Он же не может меня так просто бросить!.. Верно?

– А деньги у него есть? – ни к селу ни к городу спросила Ольга.

Старик ботаники пожал плечами.

– Должно быть, есть… Тут у нас копилка была, общая… Я уж не знаю, сколько там набралось… Она давно у нас стоит.