Олег Табаков

Спектакль «Скамейка» — это дуэт личностей, грандиозных мастеров своего дела. Критики сетовали на отсутствие серьезных проблем, что-то мямлили о маленьком человеке с его маленьким кругозором и вечным нытьем о маленьких проблемах, а на сцене в лице Татьяны Дорониной и Олега Табакова царила школа психологического театра, те законы игры, которые сегодня для многих непосильны. Все происходило на скамейке. Одна сидела, другой проходил мимо, побрякивая ключиками от машины, — так что вроде бы от собственного авто. Она рассказывала, как хорошо все у нее в жизни: муж, семья… Они врали, фантазируя, как хотелось бы жить, как должно быть, как сходились, расходились. И здесь, над скамейкой, для них пролетали мечты, а для проезжающих где-то за скамейкой, за парком, на черных «Волгах» — жизнь была реальна. Узнав друг о друге все, как есть, все как было, всю горькую правду, они прониклись взаимным сочувствием.

Не жалею, что в свое время заплатила за вожделенный билет двойную цену — спектакль того стоил. Незабываем азарт, с которым актеры играли своих героев. Сейчас так не играют — то ли тратить чувства не хотят, то ли просто забыли, как это делать. Главной рецензией на спектакль был зрительный зал, который замирал, хохотал, аплодировал по ходу действия. Зал отзывался на убитую потребность любить и быть счастливыми вопреки всему тому, что говорили персонажи. В спектакле звучала острая горечь заболевания общества, которое точно диагностировал Александр Вампилов — «рак совести». Этот рак поразил героя, которого играл Олег Табаков, и расхлебывать его историю пришлось женщине, «обладающей волшебной силой русских баб собирать мужика, как разлитое по полу молоко. Это было ярким свершением Татьяны Дорониной, потрясающей актрисы», — признавал мастерство коллеги Табаков.

Его роль Мамаева в постановке «На всякого мудреца довольно простоты» была вводной, но Табаков вспоминал об этой работе тепло и серьезно. Роль бенефисная, принимали его на аплодисментах, и проблема была знакомая. Та же самая, о которой артист говорил, рассуждая о Хлестакове: готовность жить на потребу. Жил Мамаев бодро и весело потому, что был готов на все. Вы хотите меня видеть таким? Пожалуйста! Могу быть левым, могу правым, могу быть центристом, а могу талантливым, могу бездарным, могу быть нежным, а могу быть жестоким. Откуда такое решение роли? Из жизни, конечно. И болезнь героя — тоже болезнь нашего времени.

У Табакова были свои накопления, что всегда присутствовало на сцене «Современника», где актер сыграл лучшие роли. На мхатовской сцене он словно выскакивает из рядового течения жизни, внутренний ритм реальности вокруг его персонажей образует некое новое силовое поле. Рисунок роли детален, но не мелочен. Непременными остаются психологическая тонкость, изящество, естественность, непрерывность жизни в образе, наконец, непринужденная импровизация, которая вносила бесценность маленьких подробностей. Но жизнеподобие — всегда только стартовая площадка, чтобы подняться над бытом. Не все удавалось на этом пути, но некоторые работы оставили огромное количество страниц умного разбора серьезных критиков. А Табаков при всех обстоятельствах сохранял критичность и мятежность ума, он соединял эмоциональную энергию и сарказм, посему спокойно признавался в своих неудачах. Провалов не было, но отнести к удачам Фамусова в «Горе от ума» он не посмеет, да и о Сорине в «Чайке» скажет откровенно: «Ввод, который остался на уровне ввода». Как и о роли Голощапова в спектакле «Серебряная свадьба» по пьесе А. Мишарина. Усмехнется, добавив: «Такие были времена…»

Сегодня и профессионалы с трудом вспомнят сюжет мишаринской пьесы, которая в свое время прошла широким экраном по театральным подмосткам страны. С первого появления на сцене героя Табакова было ясно — играет мастер, своего рода поэт актерского умения. Без видимых усилий набрасывает несколько штрихов и виден тип, характер. Барашковая шапка и добротное пальто сидят на нем как форма, он знает все тонкости служебного общения и держится вполне уверенно. Герой привык создавать нужные ситуации, привык быть лидером, явно любуется умением вести разговор, снисходительно наблюдая за собеседником. Если надо — будет запанибрата, но не пропустит момент, когда можно прикрикнуть на сослуживца. Запомнилась сцена, где Голощапов сводит счеты со своим бывшим начальником. Всю жизнь он пресмыкался перед ним, подлаживался, ловил взгляды, угадывал мысли. И вот настал час, когда он все скажет, все скажет, что наболело! И в словах правды, а это была правда, вдруг на глазах появлялся мстительный, злобный, мелочный хам. Актер бесстрашно откроет человека без маски, он еще несколько минут назад был легковесным, по-своему даже обаятельным, и зритель вдруг осознавал: был таким, потому что боялся, а когда страх исчез — и вылезла сущность подлеца.