У Басилашвили отношение к Олегу Борисову, мягко говоря, не без элементов предвзятости. Ему, к примеру, нравится только одна роль, сыгранная Борисовым, причем лишь в кино — в фильме «Садовник», — а не на сцене. «Кроткую» Басилашвили не смотрел по принципиальным соображениям. Однажды в интервью газете «Московский комсомолец в Питере» он поведал странную историю: «…я очень обрадовался, когда один из известных режиссеров утвердил меня на роль в очень интересном сценарии. Вдруг он просит зайти на „Ленфильм“: „Вся наша труппа хочет, чтобы именно вы снимались в этой роли. Но вы ее играть не будете. Это не моя воля“. Роль сыграл другой Олег, Борисов». «Ваш друг и коллега?» — спросил репортер. «С Олегом Ивановичем, — ответил Басилашвили, — мы не дружили, у него был своеобразный характер, возможно из-за болезни».
Сложно сказать, о каком фильме и о каком известном режиссере ведет речь Олег Басилашвили. Он не называет ни имени режиссера, ни кинокартины. За годы работы в БДТ Олег Борисов снялся на «Ленфильме» в шестнадцати лентах. В «золотом» кинофонде из них — «Рабочий поселок» Владимира Венгерова (Борисов сыграл Леонида Плещеева), «На войне как на войне» Виктора Трегубовича (роль Михаила Домешека), «Проверка на дорогах» Алексея Германа (роль разведчика Виктора Соломина), «Дневник директора школы» Бориса Фрумина (роль Бориса Николаевича Свешникова), «Женитьба» Виталия Мельникова (роль Ильи Фомича Кочкарева).
Венгеров, Трегубович, Герман, Фрумин, Мельников ни разу — ни словом, ни полусловом — не обмолвились в многочисленных интервью об этих фильмах, о том, что, мол, надо же, некрасиво как получилось: хотели снимать Басилашвили, а нам — против нашей воли — навязали Борисова. Более того, рассказывая о своей работе над лентами, все режиссеры отмечали высокий уровень артиста Борисова.
Может быть, Басилашвили имел в виду телефильм «Подросток» (режиссер Евгений Ташков, как записал в дневнике Борисов, «метался между Басилашвили и мной»), но, во-первых, лента снималась на «Мосфильме», и, во-вторых, «метания» Ташкова мгновенно закончились, как только он увидел «Кроткую».
Басилашвили и Борисов — разные совершенно люди.
Олег Борисов всегда — это было его принципиальной позицией — дистанцировался от властей, всевозможных политических движений и вообще от политики. «Единственная, — говорил, — возможность у актера выразить свою точку зрения на мир — в материале, который ему дан драматургом. Либо надо идти на трибуну. Многие шли. Я предпочел первый путь».
Борисова регулярно заманивали-уговаривали вступить в КПСС. Самым настойчивым был секретарь парткома БДТ Анатолий Феофанович Пустохин, артист, рекомендованный на вакантную тогда секретарскую должность обкомом КПСС и следовавший руководящим рекомендациям при отборе кандидатов на вступление в партийные ряды. Существовали ежегодные квоты на вступление в КПСС во всех крупных организациях. БДТ исключением не был. Пустохин, наседая на Борисова, квоту эту надеялся закрыть.
«Действительно, опасность нависла, — записал в дневнике Олег Иванович. — Как дамоклов меч. Уже третий месяц Пустохин за мной ходит. По пятам. Не было заботы, так подай. Я — ему: „Болен, Толя“. Действительно, лежу с гриппом, плохо себя чувствую. Он говорит: „Хочешь я к тебе с марлевой повязкой домой приду, сразу договоримся?“ Я — ему: „Толя, ты как клещ, дай поболеть спокойно“. Потом — съемки, уезжаю на десять дней в Москву. По возвращении звонит, не успел в дом войти: надо поговорить. Опять отлыниваю. Начинаются репетиции „Тихого Дона“, он как заладил: „Григорий должен быть членом, ты не имеешь права…“ Я объясняю по-человечески: у меня Алена в рядах, ей положено по должности, она у меня голова, на семью одного коммуниста достаточно». Олег Иванович рассказал Пустохину историю про киевского режиссера Сумарокова. Александр Александрович долго отбивался, умолял свой партком: «Ну, не могу я, у меня все в голове путается: эмпириокритицизм, прибавочная стоимость…» Его скрутили, заставили выступить на открытом собрании. Он долго готовился, понимал, что на карту поставлена его репутация. Захотел внести свежую струю. Положил грим, набрал побольше воздуха, встал посреди собрания и в самом неподходящем месте громогласно воскликнул: «Да здравствует наш совершенно потрясающий партком, совершенно умопомрачительное правительство и совершенно замечательный ЦК!!!» Больше ему никогда слова не давали. «Ты, — спросил Олег Иванович, рассказав эту историю Пустохину, — хочешь услышать от меня такую же здравицу?..» Пустохин приходить перестал, но на столике Олега Ивановича в гримерке стали регулярно появляться образцы заявления о приеме в кандидаты в члены КПСС.