Делом жизни Борисов всегда считал театр. Но, по утверждению всех, кто с ним работал, он был просто находкой для кино. В биографии Олега Ивановича есть один эпизод, который ярко подтверждает это. Однажды он снялся в случайной, в общем-то, болгарской картине «Единственный свидетель». За весь фильм его герой произнес всего несколько фраз. Но и этого оказалось достаточно для того, чтобы неизвестный за пределами нашей страны артист получил кубок Вольпи за лучшую мужскую роль на Венецианском кинофестивале. Обыграв знаменитого Де Ниро.
Камера не просто любила Борисова. Она словно была его продолжением. «Когда он улыбался, — говорит оператор Денис Евстигнеев, — его обаяние шло через камеру куда-то туда в пленку, за пленку». 25-летний Евстигнеев был начинающим оператором, когда ему посчастливилось снимать Борисова в фильме «Слуга». С тех пор у Дениса было много работ с разными артистами. Сравнения с Олегом Ивановичем не выдерживает никто. «Он, — рассказывает Евстигнеев, — прекрасно понимал, что иногда надо минимально что-то сделать, а уже на крупном плане это выразит все. Достаточно одного поворота глаз. Уголка губ. Для того, чтобы выразить что-то. Он был абсолютный киноартист для меня». Мощная душевная энергия позволяла Борисову практически не заниматься тем, что в театре и кино называется «внешними эффектами», а позволяла держать зал так, как он хотел его держать (если бы он захотел, чтобы зрители стали кашлять, они бы, нет сомнений, закашляли). В кино — фантастическая выразительность благодаря простым вроде бы жестам, взгляду «куда-то за пленку», тону, отшлифованному на озвучании, и, конечно же, молчанию. Так молчать, как молчал Борисов, не умел никто.
«Случайных жестов, — говорил Олег Иванович, — стараюсь избегать. Каждый должен быть выверен до мелочей. Предпочитаю воздействие идеей, энергетикой — излишняя жестикуляция может этому помешать. Вспомните, что говорит Мышкин: „Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и всегда унижает идею“. Никаких внешних красок, только — выразительность».
Во всех работах своих Борисов, обладавший огромной силы энергетикой, неведомым образом укрупнял характеры персонажей, в которых его интересовала — и он это демонстрировал — их напряженная внутренняя жизнь, мастерски избегал усредненности и шаблонов.
На церемонии вручения премии киноакадемии «Ника» в 1990 году — Олег Борисов получил ее за лучшую мужскую роль (Гудионов в фильме «Слуга») — Лидия ФедосееваШукшина сказала: «Если сейчас даем Борисову, то кому же давать в следующий раз?» Его называли символом достоинства актерской профессии.
«Нет, — говорит режиссер Леонид Хейфец, — ничего прекрасней человека. Но нет и ничего страшнее его. Говорить об этом удается очень немногим. Артист Олег Борисов просто сам собой выражал правду о человеке, который мог быть и таким и сяким — и жестоким, и страстным, и больным, и беспощадным, и красивым, и уродливым. Правда, беспощадная правда о человеке делала для меня Борисова артистом уникальным.
Массам и массовой культуре нравится милота, нравится артист, который как бы убаюкивает, ласкает, будто говорит тебе: „И ты можешь быть таким же милым, приятным…“ Борисов таким артистом не был. Он никогда не входил в число „амурных“ артистов России. Трудно представить себе, чтобы фотографии Борисова, с его сжигающими, испепеляющими глазами, раскупали бы в киосках девушки. Я даже не знаю, были ли его фотографии на прилавках, позволял ли он себе это…»
Вспоминая слова Иннокентия Смоктуновского о себе: «Я — бескорыстный притворщик», — Олег Борисов говорил, что «сказано это обо всех нас, актерах».
«Но это так и не так, — рассуждал Борисов. — Когда он в „Идиоте“ или в „Головлевых“ — он не совсем притворщик. Он есть сам Мышкин и сам Головлев, а ведь за такую идентичность, за такое вживление надо платить. Я сам заплатил много за „Кроткую“ — годами своими, энергией, здоровьем близких. Какая уж тут корысть…
Бескорыстники не скоро появятся после Луспекаева, Смоктуновского, Романова. Может быть, и Борисова… Маленько обождать надо…»
Способность удивляться и обостренное чувство правды, аристократизм и в профессии, и в жизни, способность сильно отозваться в душе и затратиться до физиологических первооснов организма — это Олег Борисов. И еще — кротость, высокий дух, верность, желание и умение подсказывать другим дорогу.
«Я всегда жду этой подсказки, — говорит Лев Додин. — Хочу увидеть его огонек, его маячок, открытые и такие понятные и непонятные мне глаза…»
Приложение
Роли Олега Борисова
Театр
1951–1952