В какой-то момент я потерял его слово, подумав, что папа всегда утверждал не общую правду, единовозможную, а множество правд каждого человека. И только в складчину, в результате сложения в столбик всех этих правд можно получить некую высшую. «Беда в том, — сказал он однажды, — что я не успею прожить столько жизней, чтобы вывести для себя эту непреложную истину. Но готов помолиться „за каждого просящего, произволящего и неблагодарного“, принять на себя грехи Гарина, Гудионова, Ростовщика, Грозного, Павла… даже Голохвостого».
Но не только своих персонажей отмаливал Борисов. Он принес жертву за многие грехи и «провинные тайности» своей земли, которая долго и неизлечимо больна и стоит на краю пропада. У Олега Борисова не было вялотекущего лимфолейкоза и вообще никаких болячек — он был отменно здоров — нездорова страна, за которую и полегли Борисов, Леонов, Быков, Смоктуновский и Евстигнеев. Полегли рядом, на одном погосте — «огни, излетающие из сердца народа, вестники его сил» — как Гоголь изрек о писателях. Народу еще долго и бережно копить новые силы, чтобы разом выпустить из своего сердца такое сонмище огней.
Отец Михаил не забыл в своей некрологии о паломничестве в Иерусалим, про то, как прошли они с мамой все четырнадцать остановок Крестного пути и «Путем страданий» подошли к базилике Гроба Господня… Лик новопреставленного Олега менялся разительно: он оттаивал, набирал знакомый и такой родной очерк и даже приоткрыл небольшую улыбку — как просвет из новой жизни.
Оставался еще один путь, последний на этом свете, — к новому месту жительства, где он получит окончательную прописку. Теперь это его «домик», но будет когда-то наш общий, где мы, как прежде, соединимся.
Будут три беломраморных греческих камня, из которых Давид Боровский спустя год поставит часовенку — на пример чеховской, только скромнее, — высечет на ней крест и имя его.
Будут ежегодные панихиды — к рождению и смерти. И странная фигура монаха, обращенного к кресту, которая явственно выступила на мраморе.
Будут зеленая трава в его «домике» и обязательные белые цветы…
…«Я все могу объяснить, кроме гибели, смерти. Невозможность смерти вообще, — записано Борисовым в дневнике 20 февраля 1981 года. — Думаю, если б Бог заново жизнь создавал, он бы придумал что-нибудь получше смерти. Совершенней. Наверное, это его единственная ошибка…»
«Олег Иванович — один из немногих артистов, в чьей душе постоянно звучал голос Божий, — слова протоиерея Михаила Рязанцева. — Он удостоился Блаженной кончины, которая последовала на Страстной седмице, и я верю, что Господь принял его душу в селения праведных».
Юра сделал об отце художественно-публицистический фильм «Пришельцам новым…». По его дневникам. Группа ездила в Венецию, снимала там из дневников Борисова его сны — не суждено было ему на гондоле прокатиться, это его беспокоило последние семь месяцев. У Булгакова есть запись: «Когда я умру, я прикажу своему духу обязательно слетать в Париж, потому что я никогда там не был». «Что-то подобное, — говорил Юрий Борисов, — я проделал с духом Олега Ивановича».
И осталась «Лебединая песня» — фильм Юрия Борисова с песней Булата Окуджавы «Быстро молодость проходит» в исполнении Олега Ивановича Борисова: