Олег Борисов

У критиков ключевые слова: страдание, содрогание, теневая сторона, бездны… Что поразительно — у партнеров, коллег, замечательных артистов — совсем другой тон, и говорят они совсем про другое.

В их воспоминаниях о Борисове самое главное слово: МУЗЫКА. Наталья Тенякова (у них с Борисовым был краткий танец в давнем спектакле БДТ «Выпьем за Колумба») пишет: «Борисов был легким, пластичным, с сильным элементом музыки и в душе и в теле…»

Про то же — у Олега Меньшикова: «У людей, открытых музыке, — другая речь, другое молчание. Тон жизни другой, высший». Меньшиков называет это борисовским камертоном. «За вашу музыку. Которую уже никто повторить здесь не может».

«Кто прав? — резюмирует Ольга Сорочкина. — И те и другие, и никакого противоречия здесь нет. В книге есть контрастная, полная драматизма светотень, присущая подлинным портретам. Критики, как им и положено, зафиксировали тему, мучительное, темное вещество жизни, из которого Борисов лепил человека. Актеры же — безошибочно и благодарно зафиксировали радостное, сверкающее вещество искусства Борисова, радость, идущую от его партнерства, его равно высоких дара и мастерства…

Когда пишут: „он не возвышал человека на радость людям“ — в этом есть точный диагноз его героям, но при этом — Борисов все-таки возвышал! Тем, как жил, как играл, — это и было самым настоящим возвышением человека на территории отдельно взятой личности».

Михаил Козаков «Без знаков препинания» толкует так: «Человек ведет дневник, где он беседует с самим собой. Актерам нужен собеседник. Психотерапевт. Он занимается самоанализом… Мне знакомо это чувство. Что-то рассчитывается в подкорке — может быть, напечатается когда-то. А что и не пишется для печати. Что-то пишется исключительно для себя. И не очень даже обрабатывается. И тогда человек говорит: „Без знаков препинания. Да ну их к черту. Не буду я думать, ставить ли мне здесь многоточие, а здесь — точку с запятой… А буду писать, как Бог на душу положит“. Чтобы быть искренним. Чтобы не думать о том, так построить фразу или так, а — как напишется. Если это человек масштаба Борисова, его души, интеллекта, его огромной духовности и огромного напряжения, то и получается такая книга, которой я даже равных не знаю».

Он жёсток в абсолютно честной (честной при написании) своей книге по отношению к другим, но в первую очередь — по отношению к себе. Записи помогали ему постигать жизнь. В подавляющем большинстве актерских мемуаров заметен довольно большой процент не то чтобы неправды в чистом ее виде, но — «удобных для себя» воспоминаний, в выгодном для себя свете, вне зависимости от того, как все происходило на самом деле, представленных локальных ситуаций и крупных событий.

Дневники Борисова — скромность, чистота (без грима) профессии, камертон, «компас», как назвал «Без знаков препинания» Олег Меньшиков, «путеводная звезда в том лесу, в котором мы живем».

Юрий Борисов сделал по дневникам отца фильм. Никто из приглашенных им не отказался работать в этом некоммерческом проекте. Евгения Миронова, читавшего с экрана дневниковые записи, поразило, насколько точен Олег Иванович в формулировках, имеющих отношение к актерской профессии.

«Этими дневниками, — говорит Евгений Миронов, — Олег Иванович просто убил меня наповал. Прежде всего тем, что он все подробности своих взаимоотношений с артистами, какие-то забавные случаи рассматривает только через призму профессии. И очень честно рассказывает о каких-то нелицеприятных вещах и поступках, ведь он был очень принципиальным человеком. Я понял, почему он их вел — хотел помочь кому-то уже после своей смерти. Он, прежде всего, потрясающе рассказывает о профессии. Представляете, этот великий артист мучился из-за того, что у него что-то не получается в профессии. Он ехал, допустим, на какой-нибудь концерт читать Пушкина (деньги зарабатывал). И переживал, что едет к людям внутренне пустой, что это стыдно. Я видел запись одного такого концерта, где он вдруг забыл строчку. Вы бы видели ужас в этих глазах, сколько там было вины — просто шекспировская трагедия! Но зал зааплодировал ему, чтобы поддержать, — ему прощалось все. Он мог бы спокойно жить, работать, подхалтуривать. А он мучился над профессией. Написал свою актерскую систему, как Станиславский или Михаил Чехов. Я читал ее, когда репетировал „Гамлета“, и изумлялся: вот этого я не знал, а вот это чувствовал, но не мог сформулировать, а Борисов смог и очень точно. Он как будто перед артистами шкатулочки раскрывает с секретами».

Анатолий Смелянский — «живая энциклопедия» театрального искусства (и не только) — говорит, что не знает в русской дневниковой, мемуарной прозе ничего равного многим страницам борисовского дневника. Это размышления о природе России, ее пространстве (не территории), ее народе, племени, к которому он принадлежит. Это, по Смелянскому, «поразительно самокритично, глубоко и иногда просто душераздирающе».