Октябрьские рассказы

Сколько раз проходящий через площадь мимо дворца видел группы школьников, восхищенно говоривших: «Смотри! Смотри! Доска!» Они толпились вокруг смущенной молодой учительницы, старательно объясняющей им, что такое представляет этот дворец как исторический памятник. Дети знают, что это было так давно, когда их еще не было на свете. Их деды и отцы брали этот дворец, а сейчас он совсем не страшен, на площади хороший ветерок с Невы, солнце такое, что даже жарко, и трудно себе представить, что на этой площади кто-то с кем-то может сражаться.

Что говорить, и я, старый ленинградец, тоже, и днем и ночью видя старый дворец, привык к нему, и он мне стал казаться, как и этим маленьким школьникам, воспоминанием, далеких лет, архитектурным памятником, который не вызывает новых ощущений.

Прошли годы. Шел я как-то в августе сорок второго года мимо Зимнего дворца по площади в самый разгар ленинградской осады. Трудные это были дни. Шел я, задумавшись о многом, на душе было тяжело, и вокруг ничего не радовало. Город может в пасмурные предосенние дни выглядеть каким-то суровым, тоскливым, и свинцовые тучи, стоящие над Невой, еще больше делают его грустным, безотрадным, опустевшим. А здесь обстановка осажденного города, торчащие стволы зенитных орудий, поднятые к печальному небу на «ватрушке» у здания бывшей Биржи на Васильевском острове, корабли, прижавшиеся к набережной, аэростаты заграждения, лежащие на земле, как отдыхающие стального цвета кашалоты, редкие трамваи, редкие пешеходы, держащиеся стен домов, быстро проносящиеся грузовики с военным грузом, накрытые серым брезентом, затемненный шпиль Адмиралтейства — все, вплоть до порывов ветра, гнавшего по площади обрывки старых плакатов вперемежку с сухими скорчившимися листьями, говорило о жестоком военном времени, о продолжающемся, не имеющем конца напряжении и ежедневных кровавых схватках с подступившими к городу врагами.

Не было перед дворцом иностранных туристов, не было стаек школьников, не было экскурсантов, стоящих перед дворцом с фотоаппаратами и записными книжками.

Проходили комендантские патрули, останавливали редких пешеходов и проверяли документы. Красные повязки на их рукавах ярко горели в серых тонах безрадостного дня.

И вдруг я увидел на площади группу людей, которая остановилась перед дворцом. Перед группой стоял человек, по-видимому — экскурсовод. Жестикулируя, он объяснял что-то, как в добрые мирные времена, и слушавшие его смотрели покорно, куда он им указывал, и тоже спрашивали, и тоже после его ответа записывали что-то в книжечки.

Это было так удивительно, что я направился к стоявшим. Но не только мое внимание привлекли эти товарищи. Комендантский патруль медленно шагал к ним с другой стороны.

Стоявшие были красноармейцы. Они стояли без оружия, в гимнастерках, крепких, но видавших виды. Люди разного возраста, они внимательно выслушивали своего старшего — пожилого красноармейца. По мере объяснений они передвигались, как самые настоящие экскурсанты.

Комендантский патруль подошел к ним.

— Вы что тут разгуливаете, товарищи? — спросил патрульный командир.

— Мы не разгуливаем, — ответили ему.

— А кто вы такие?

— Мы туристы, — сказал один из них, рябой красноармеец с веселым лицом, рыжий, по-видимому — задира.

— Кто? — не доверяя услышанному, переспросил командир.

— Ну, вот кто ходит с городом знакомиться, — ответил рыжий.

Но его перебил дававший объяснения за экскурсовода:

— Товарищ лейтенант, наши документы все в порядке, пожалуйста, я вам сейчас покажу, мы командированы в город Ленинград на предмет ознакомления с его революционными памятниками, как с городом русской военной славы и с городом Октября, как его защитники, которые никогда города не видели. И, значит, нам надо его видеть…

Пока лейтенант знакомился с документами, старший группы говорил:

— Мы с фронта, прямо из окопов. Товарищи прибыли из самых разных городов и областей на фронт, прямо под Ленинград. Они знают свой боевой долг, но города никто из них не видел. Командование распорядилось, чтобы показать им наш славный Ленинград, сделать экскурсии по очереди и ознакомить их с памятниками революции… Разрешите продолжать, товарищ лейтенант.

— Раз так, — сказал лейтенант, сам молодой и чуть порозовевший от неожиданности, — продолжайте. Наш Ленинград посмотреть стоит…

Старший показал на доску, украшавшую стену дворца. Все столпились перед доской. Над нашими головами с тихим зловещим шелестом прошел снаряд, и гул взрыва донесся откуда-то из глубины Васильевского острова. Кое-кто из группы посмотрел на небо и снова стал слушать экскурсовода. Даже патруль стал прислушиваться к тому, что сказал пожилой сержант.

— Смотри-ка, так и написано, — сказал один, — рабочие и солдаты, значит, красногвардейцы, матросы тут Октябрь делали. Вернусь с войны, расскажу, своими глазами видел этот дворец, не как-нибудь…

— Ох, и громадный он, тут, наверное, заблудишься, если без плана пойдешь, — сказал другой хриплым голосом.