Октябрь, который ноябрь

…- Главное в чем, товарищи? В тщательности подхода, в трудолюбии и нашем природном великодушии! Да вы знаете, какие мерзкие типы попадают по текущим оргделам к нам в отдел? Гады, что аж трясет. Так бы и шлепнула! — товарищ Островитянская внезапно продемонстрировала аудитории «наган». — Вот — пулю в лоб и никаких проблем! Ан нет, шалишь! И суда еще не было, и вообще, какого чертта мы за счет трудового народа их, медуз тухлых, закапывать должны? Нет уж! Пусть возместят наш душевный и материальный ущерб. Честным трудом! Нет, в непримиримом классовом бою, конечно, иное дело. Били и бить будем. Но после?! Нет такого гадского гада, чтоб не мог канавы копать и канализацию чистить. Между прочим, тут на Неве не акватория, а… Но не будем о грустном. Все вычистим и преобразуем. Не старые времена, чтоб кровью умываться и по каторгам жизни понапрасно губить. У нас все по-хозяйственному, по практичному! И наш орготдел настроен оптимистично! Заканчиваю, товарищи. Стратегические решения примет Съезд, ВРК и иные ответственные лица и коллегии. Утром сам Ленин обещал быть! Он все умно расскажет, декреты обоснует. А от нас лично, и от орготдела, одна большая душевная просьба! Давайте-ка без штыков, гранат и иной артиллерии. К чему это шумное и кровавое дело? Живого внутреннего врага можно переубедить, а мертвого только закопать. Товарищи! Граждане! Дамы и господа, я и к вам обращаюсь, отнюдь не игнорирую! Леди и джентльмены! На повестке дня переговоры и компромиссы! Будет сложно, временами муторно, будет тошнить. Но иного курса у нас нет. Закапывать врагов — дело скучное и утомительное, хоронить же друзей дело еще и донельзя печальное. Не пробовавших прошу поверить на слово — я знаю что говорю. Спасибо за внимание, товарищи!

— И ведь не возразишь, — шепнул Укс, но его заглушили аплодисменты.

На этот раз хлопали не так бешено, скорее, задумчиво, зато продолжительно.

— Все правильно, — бахая широкими ладонями, подтвердил кондуктор. — Молодец, Островитянская! Только про ледей напрасно. Ну, какие у нас тут леди?

— Я — леди, — призналась Катрин и улыбнулась. — Так уж вышло, братишка. Теченья жизни непредсказуемы, и курс у нас пока изрядно рыскает.

— Нет, если в этом смысле, то конечно, — согласился балтиец. — Лично мне леди вообще никогда не мешали. Пускай будут.

* * *

Когда шпионка и Укс зашли в отдел, товарищ Островитянская сидела за столом, обхватив красивую голову ладонями, и очевидно, жутко рефлексировала. Прапорщик Москаленко мялся у несгораемого шкафа.

— Прилично, — кратко оценил судьбоносное выступление, Укс, знающий свою родственницу как облупленную.

— Вот и я говорю, — поддержал прапор. — По делу и от души.

Завотделом тяжко вздохнула:

— Такой исторический момент, а я мямлю, мямлю… Гагара безмозглая. Непростительно. Прям хоть топись.

— Ну, эти фантастически-нелепые идеи по утоплению ты отставь, все равно ничего не выйдет, — сказала Катрин. — А речь была глубоко правильной, потому что истинно верной.

— Язва ты, Светлоледя. И угнетательница политически незрелых народных масс беззащитного первобытнообщинного строя, — пробормотала Лоуд.

— Товарищ капитан, к чему тут ирония?! — встал на защиту завотделом Москаленко. — Хорошо ведь было сказано. Я с бойцами и обуховскими красногвардейцами стоял — одобрили единодушно.

— Я тоже одобрила. И тоже единодушно, — призналась Катрин. — Иронизирую из вредности. Правильные были слова. Учитывая ситуацию, видимо, единственно правильные.

Лоуд глянула из-под руки:

— Правда?

— Не дури. Когда я тебя обманывала?

— Ладно, — оборотень как-то очень по-человечески хлопнула ладонями по столу. — Работаем дальше. Время поджимает. Нужно закругляться. Мандатная комиссия проходу не дает: «в протокол данные занести, в протокол занести…». Тьфу, устроили из рабоче-солдатского съезда отвратительную бюрократическую волынку. Что мы тут, сионские мудрецы, сомнительные протоколы бесконечно разводить? Погубит нашу революцию вся эта страсть к бумагомаранию. Кстати, нужно допросы завершить и точки расставить. Катерина, с есаулом беседовать будешь?

— На хрен он мне сдался? Суть мы знаем из трепа Ганна, подробности не интересны. К тому же он на наркотике сидит, ты сама принюхивалась. Нет, он мне еще тогда надоел, с полным набором пальцев. Моя ошибка, признаю.

— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — напомнила товарищ Островитянская. — Какие предложения будут? Передавать мальчиков-поганцев ЧЮКе не стоит, эти шмондюки там такого наплетут, а газетчики подхватят…

— Собственно, какие тут предложения могут быть? Обоих кураторов в подвал и пломбу в лоб, — мрачно молвила Катрин. — Заслужили.

— С беззубым я бы еще побеседовала. Что-то я его вообще не поняла, — заявила оборотень и слегка замялась. — К тому же, как-то двулично выходит. Только что я глубоко и исторически вещала насчет аккуратности обвинительных приговоров, и тут же завизирую отправку в подвал.

Укс в полном изумлении воззрился на названную родственницу:

— Ты в своем уме?! Ты теперь гуманистка и противница смертной казни? Сейчас Логос вконец облюется.