— осторожно поддерживали песню молодые и не очень молодые усатые бойцы.
На подножку «лорина» запрыгнул автоматчик:
— Вам велено срочно вперед. Тех наснимайте, что на площади. Думскую делегацию, и этих… попов. Подошли уже к месту, посыльный оттуда прикатил.
Самое сложное в подобных мероприятиях — координация. В идеале был бы вариант одновременное вхождение на Дворцовую колонн всех представительств. Но где тот идеал…
«Лорин» несся, рассекая узкими лучами фар октябрьскую тьму. Промелькнуло раздвинутое заграждение у Французской набережной. Караульные из школы прапорщиков подтянулись при виде знакомого лимузина. Киношники успели перезарядиться — камера запечатлевала темные окна, пустые улицы, редкие костры… На близкой Неве угадывались мачты и тусклые огни подошедших почти вплотную тральщиков и минных заградителей: артиллерия на них символическая, главные флотские силы — «Аврора», эсминцы и дряхлый линкор грозят орудиями издали.
— Какая атмосфера, — шептал режиссер. — Проспали бы, ах, черт, все бы проспали…
Последняя баррикада, простор Дворцовой. «Лорин» подпрыгнул левыми колесами на выбоине от наспех зарытого пулеметного гнезда.
— Пора заканчивать с этими революциями, — сурово заметил Колька. — Так всю подвеску загубим.
— Отснимем и закончим, — отозвался освоившийся режиссер. — У нас пленки в обрез, еще на один переворот определенно не хватит.
Пока заканчивать было рано. Дворцовая и Зимний дворец в приглушенных огнях — все ждало. Таяла во тьме вершина Александрийского столпа, замерли выстроенные роты юнкеров, ударниц, спешенных казаков. Плотно сбили строй отдельно стоящие добровольческие офицерские дружины — немногочисленные, неочевидно вооруженные, но, надо думать, чрезвычайно опасные в бою.
Трибуну по обоюдному требованию переговаривающихся сторон, на площади устанавливать не стали. Не тот момент, не митинговый. Перед строем войск выделялась группка начальствующего состава: можно узнать Керенского — встрепанного, в распахнутой шинели без знаков различия, генерала Полковникова с отстраненным полумертвым лицом, нескольких министров правительства. Поодаль мерзли представители духовенства, в их званиях Катрин не разбиралась, но если верить завотделом — удалось выдернуть «самых-самых». «Если знать подход и правильно нажать, представители православия являют истинные чудеса оперативности, и могут дать фору любым иным конфессиям» — признавала тов. Островитянская.
Архимандрит выглядел суровым — естественно, не благословлять незаконную смену власти явился, но «засвидетельствовать и воспрепятствовать кровопролитию, ибо…».
Какое именно в данном случае «ибо», Катрин забыла — все стороны выдвигали такую массу условий и требований, что упомнить детали невозможно. Вот на левом фланге в демократическом строю (обычно именуемым «толпою») стоят представители Петроградской думы и иных либеральных слоев общества. Вызвались идти из городской думы и грудью защитить Временное правительство, отшагали строем, распевая «Марсельезу» от Казанской площади, а теперь как-то съежились и оробели, несмотря на совместное приглашение и многократно подтвержденные гарантии безопасности Временного правительства и ВРК. Хотя и понятно — у вооруженных сторон остаются явные и тайные козыри: и трехдюймовки с картечью, и пулеметы, и Петропавловка, по несколько преувеличенным слухам готовая начать всеми батареями тотальную бомбардировку дворца, а вот думцы, кроме сомнительной брони теплых пальто, подбитых бобровым и хорьковым мехом, особых резервов не имеют.
— Вы снимать-то будете? — взволновался Колька.
— Постой, тут без спешки, тут одним планом брать нужно, — бормотал оператор, поднимая треногу на корму машины. — Тут такая история, брат…
Он оборвал сам себя, швырнул кепку на сидении и припал оком к кинокамере. Застрекотало…
Это правильно — ученого учить, только портить. Оператор приник к камере как к пулемету, изнывающий Вертов односложно подсказывал коллеге. Катрин сидела на переднем сидении и слушала доносимую порывами ветра музыку. Мятежные силы приближались…
— Встретить, встретить нужно, — в отчаянии застонал режиссер. — Петр Карлович, перезаряжай же! Николай, будьте добры…
— Так я готов, — заверил водитель. Авто мягко и мощно взяло с места.
Силы ВРК должны были вступить на площадь через ворота Главного штаба. Туда, в сторону череды огромных арок, в сторону приближающейся грозной и непонятной музыки сейчас смотрела вся площадь. Тянули тонкие шеи юные юнкера, распахивали глаза ударницы, бледнели думцы…
Катрин, наконец, разобрала знакомую, казалось, уже навсегда забытую мелодию:
— торжественно предрекали штабные динамики.