Доктор посмотрел, глянул на свою руку и согнулся за письменным столом. Катрин не особо удивилась, увидев мензурку с бесцветной жидкостью.
— Разбавлять? — осведомился мертвецкий властелин.
— Не надо.
Глоток (щедрый) спирта снял дрожь. Катрин дала доктору затянуться душистой сигаретой.
— Турецкие? — с любопытством уточнил анатом.
— Кубинские, по-моему.
— Надо же. Пиратские места. Галеоны, звон шпаг, веселые мертвецы на реях. А тут сидишь, сидишь… Слушайте, а я могу думать над вот этим случаем?
— Сколько угодно. Только глупым людям не пересказывайте. А то медицинское учреждение поменять придется. И в пациенты перейти. Как, кстати, у вас тут, налаживается?
— О, обстановка ощутимо улучшилась! Не думал, что товарищи в Смольном так проникнутся нашими мрачными проблемами. Каторжные работы при морге — идея внезапная, но не такая глупая. Пожалуй, перейду в ряды сочувствующих Советам. Да, если вспомнить о делах и телах. Может вам будет интересно, но причина смерти одного из ваших клиентов не совсем ясна. У него плечо прострелено, но покинул наш отвратительный мир несчастный отнюдь не по этой причине. Похоже на сердечный приступ. Но по ситуации — крайне малоправдоподобный диагноз. Я глянул бегло, попытаюсь уточнить…
Выходя, Катрин глянула в знакомый коридор: здесь белили потолок, дальше гражданин преступник, проходящий по следственному делу под кличкой «Грант», крепил на стену новую лампу — конвоир держал лесенку, подавал арестованному кусачки и ценные советы. Где-то натужно двигали массивные столы и стучали молотком.
Социалистическая революция и непреклонная организационная воля Общего орготдела уже давали конкретные результаты, пусть и в отдельно взятом санитарно-ритуальном аду. Оставалось довести до ума всю страну.
Глава девятнадцатая
Роковой марш
Этой ночью огней в городе было немного. Хлебные «хвосты» разошлись до утра погреться, у Невского работали припозднившиеся «гнилушницы»[40], рядом навязчиво торговали кокаином, ядовитой водкой и бешено дорогими папиросами. Выше, над крышами и шпилями столицы, над мостами и равелинами Петропавловской крепости, кружился голодный демон хаоса. Шуршали ободранные огромные крылья, темный призрачный дракон нетерпеливо всматривался во тьму.
«Войны никто не хотел. Война была неизбежна» как сказала одна образованная тетенька. Сказано красиво, но по иному поводу, да и вообще придумано иностранкой. Людей, желаюших начать русскую гражданскую войну, в городе на Неве было ничтожно мало. Лично Катрин таких в эти последние часы вообще не встречала. Жажда власти, тяга к мучительно недостижимой вселенской справедливости, привкус горькой как хина классовой мести — все что угодно, но не мечты о кровавой междоусобице.
Никто не спешил сесть в окопчики под Гатчиной, лететь в кавалерийской лаве на пулеметы, идти на Одессу, и вообще прокладывать путь штыками. Как же вышло, что демон хаоса сел нам на головы? Или в головы? Чей палец первым дернул спуск, нажал пулеметную гашетку? Чья злость впустила в дом дракона, воняющего запекшейся на штыковой стали кровью, супом «кари глазки», пышущего тифозным жаром и смрадом разложения?
Молчит Нева. Или плещет-шепчет, да не слышно за топотом миллионов каблуков великого социального конфликта.
Ночь фантастическая, усталость примерно такая же. Дело наше безнадежно. Нога болит…
Возвращение в Смольный выдалось весьма триумфальным. Не успела штаб-труповозка зарулить к центральному входу, как выяснилось, что о героической стычке и погоне по крышам за германскими провокаторами здесь знают, и даже куда полнее, чем непосредственные участники.
— Правильно их, гадов! — кричал какой-то солдатик. — Взяли привычку гадить с крыш!
— Вымести немца поганой метлой!
Катрин хромала по коридору, чувствуя себя донельзя знаменитой и бомжеватой. Хотелось попытаться прижать на место болтающийся лоскут галифе, но сие действо было явно бессмысленным. Революционные и прочие народные массы активно демонстрировали свое одобрение, и рваные штаны представителей орготдела были тут ни при чем. На втором этаже Катрин перехватили приличного вида господа, явно «не-смолянской» прописки, демонстративно принялись пожимать руку. Какие-то делегаты-переговорщики, чтоб их…
— Товарищ капитан, мы же так в историю попадем, — растерянно шептал боец-«попутчик».
— Терпи, куда теперь деваться.
В Общем орготделе перевести дух не дали.
— Вовремя! — одобрила опутанная телеграфной лентой товарищ Островитянская. — Катерина, пей чай, мажь бальзамом повреждения, переодевайся, и в Главштаб. У тебя с Полковниковым хорошо получается, а у нас с координацией генеральского направления явные прорехи. Урегулируешь на месте.
— Во что переодеваться? — тупо спросила Катрин, падая на стул.
— Вон я приготовила, — мотнула головой оборотень, не отрываясь от расшифровки длиннющего телеграфного сообщения.