Октябрь, который ноябрь

Коснулась плеча, вроде бы легко, но почему-то рухнул обратно на скамью. Большевичка процедила, глядя в глаза:

— Даже не могу сказать, как мне жаль. И вас, а других еще больше. Нельзя нагибать историю в позу. Вообще нельзя, а сгибать террором еще и просто отвратительно, — резко повернулась, пошла к столу.

Они о чем-то говорили, гремела дверца несгораемого шкафа, а Алексей Иванович ничего не слышал. Она — эта, наверняка, насквозь фальшивая Екатерина Олеговна — не была актрисой и лгать глазами не умела. Недоговаривать — сколько угодно. Но не лгать. Ей действительно жаль. Словно на больного скверной болезнью глянула. Жалеет и презирает сифилитика. Получается, уже казнила.

* * *

Допрос вышел кратким. Подозреваемые, осознав, что Петр Петрович, известный в кругах боевиков как Шамонит, раскололся, упорствовать не стали. Признательные показания были получены и террористов увели. Катрин дострочила протокол, члены совместной следственной комиссии поставили подписи.

— Воля ваша, Екатерина Олеговна, но стиль и почерк у вас уж слишком… прогрессивный, — сумрачно заметил Лисицын, расписываясь.

— Это она в эмиграции дурного набралась, — объяснила товарищ Островитянская. — Ничего, потом надлежаще переоформим протокол в полном соответствии с требованиями революционного делопроизводства. С учетом пожеланий реакционной части комиссии, естественно.

— Да уж какие шутки, товарищи, — осудил Дугов. — Выглядит все это мерзко. Вот не ожидал я от вашей интеллигенции, Олег Петрович. Вроде образованные люди, а человечья жизнь им ценой в копейку.

— Я не оправдываю, но и вы поймите — их обманули, жестоко, цинично спровоцировали, — пробормотал штабс-капитан. — И учтите, что злодеяния вашей революционной группы были еще хуже, кровавее. Туда даже совсем мальчишек втянули и…

— Не время считаться, — оборотень повязала голову своей великолепной карминовой косынкой. — В больницу нужно ехать. Гру, давно доклад поступил?

— Больше часа, — мальчишка указал на стоящие перед ним на столе каминные часы. — Думаю, доложили не сразу. Юнкера там в смене.

— Понятно. Бди и кипяток принеси. Мы скоро.

Следователи вышли в шумный бурлящий коридор и двинулись к выходу. Народу на нижних этажах было как на вокзале — прибывали делегаты второго Съезда советов рабочих и солдатских депутатов, везде говорили о неудачной попытке «временных» взорвать Смольный и о колебаниях Керенского сдавать добровольно власть или не сдавать. В благоразумие Временного правительства не верили, прямо посреди коридора снаряжались пулеметные ленты.

Следственная комиссия вывалилась на освежающий свежий воздух. Автомобиль охранялся парой верных «попутных» бойцов.

— Грейтесь, товарищи, — начальственно разрешила Лоуд. — Никола, нам к Ушаковке.

— Прогрето, — заверил неколебимый шофер и газанул.

Революционные массы немедля образовали коридор, «лорин» стремительно нырнул к воротам.

— Товарищ Островитянская мотается, — пояснял в красногвардейской толпе знающий самокатчик.

В пути мысли следователей вернулись к насущному.

— Как не крути, а скандально выходит, — перекрикивая рев двигателя, настаивал Дугов. — Про третьего вашего стрелка я не знаю, а двое что у нас — уж очень известные личности. Знаменитости. И как такое народу объяснять? Ведь переколют всех сочинителей, да и инженерам сполна перепадет. Народ злой. Мне авиаторов жалко, они нам нужны будут.

— Конечно, алексеевцев расстреливали люди неизвестные, без репутации, какой с них спрос, — отвечал штабс-капитан, придерживая фуражку. — Но это не означает…

— Как это не означает?! Очень даже означает! — возмутился анархист. — Я с ликвидаторов генерала и юнкеров ответственности не снимаю, если кто-то из них жив, то сполна ответит перед судом истории. Но что прикажете с вашим знаменитыми академиком и конструктором делать? Я, между прочим, тот огромный бомбовозный аэроплан вживую видел, восхищался по наивности. А тут на тебе.

— Может не спешить с оглаской? — обернулась с переднего сидения Катрин. — Пропагандистский эффект труднопредсказуем.

— Ну, вы, Катя, скажете, — изумился Дугов. — Народ имеет полное право и должен знать. Замалчивать никак нельзя. Не при старом режиме чтоб народу в глаза врать!

— А что мы, собственно, доказательно знаем, товарищ Федор? — задумчиво напомнила оборотень. — Да, частично исполнителей мы взяли. Но кто сидел на руле? Кто придумал и подготовил это безобразие? Где голова? Нет, рано нам, товарищи, перед народом отчитываться. Недоработали! Еще и в больнице кривось-накось вышло. Как бы нам концы вообще не отчекрыжили.

— Нужно было догадаться, что безногий отец этой пострадавшей и есть искомое нами лицо. В описании конвойных казаков и э… родственницы Полковникова эта хромота фигурирует, — сказал штабс-капитан.

— Этот Филимон Блохин в штаб фабричной гвардии два карабина передал. Как раз казачьих. Это мне уже вечером рассказали, — неохотно признался Дугов. — Но хромота и одноногость — разные недуги. Кто мог знать…

— Теперь, может, и вообще не узнаем, — предрекла товарищ Островитянская. — Если этого Филимона действительно убили, то всё, приплыли.

* * *