Октябрь, который ноябрь

— Фонарик готовьте, только не светите раньше времени, а то снаружи заметят, — предупредил инженер, приоткрывая вяло поскрипывающую дверь. Боевики протиснулись в непроглядную тьму. Внутри пахло известью, табачным дымом и чем-то отвратительным, типа гнилого мяса. Крысы передохли?

Фонарик не понадобился. В лицо ударили десятки ярких лучей. Кто-то оглушительно заорал под самым ухом. Алексей Иванович попытался вскинуть браунинг навстречу слепящему свету — локоть резанула немыслимая боль. Бывший литератор закричал и не услышал сам себя — его мгновенно опрокинули, завалили, вырвали-выкрутили из пальцев пистолет.

— Руки! Руки вверх, сука! — ревели в ухо.

Поднять руки Алексей Иванович не мог при всем желании, даже если бы осознал приказ — его руки были где-то за спиной, локти и плечи выламывала боль, в щеку впивались осколки камня и известковая пыль…

Громыхнул пистолетный выстрел, ему ответили матом. Грант все еще вырывался, но его уже завалили на колени, сбив фуражку, ухватили за волосы.

— Шустрый какой, — пропыхтел кто-то. — Врежьте-ка этой контре промеж лопаток.

Донесся звук удара — инженер получив прикладом, шумно выдохнул и обмяк.

— Так, взяли и почти чисто, — удовлетворенно сказали рядом.

Алексей Иванович понял, что его приподняли с пола и обыскивают, умело шаря под пальто и в паху. Запястья болезненно сжимал металл — видимо, наручники. Лучи света перестали метаться, слепить.

— Спокойно, господа террористы! — приказали над головой. — Где ваш третий?

Бывший литератор с трудом приподнял голову: вокруг стояли солдаты, грозили широкими штыками винтовок. Их унтер светил фонарем и с любопытством разглядывал лицо плененного. Это было оскорбительно — в последний раз Алексей Иванович наблюдал подобное любопытство в берлинском зоосаде — там дети так же очарованно глазели на самца орангутана.

— Перестаньте выламывать руки, вы мне запястья раздробите. И никакого «третьего» у нас нет, — бывший литератор пытался говорить твердо, с ледяным, презрительным спокойствием. Принимать пытки и смерть нужно достойно.

* * *

Третий все-таки был, хотя Алексей Иванович и Гранд о нем и не знали.

Подходы к складской части подвалов были достаточно освещены, необходимости в ПНВ^[30] не было, и Кула обходился обычным биноклем. Двор и сам подвал он изучил как свои восемь пальцев еще в период организации «ремонта с закладкой». Времена стояли вполне невинные: над головой непорочные девицы, во главе страны мягкосердечный рохля-самодержец, с немцами тупые имперцы воевали далеко от столицы. Купить взрывчатку — вот это было проблемой. Дороговато обошлось, сэкономить не удалось.

Лишь бы раньше боевики не заявились. Оптимально начать веселье в полночь. Ленин уже прибудет в Смольный, резво начнут совещаться и требовать ускорить захват города, и тут… Внезапный поворот, шах и мат всей верхушке октябрьской революции. Конечно, Ленина могли перехватить офицеры-добровольцы — наводку с адресом им скинули стопроцентную. Но вождя большевичков они вряд ли ликвидируют. И офицерики бездари, и Ульянов не тот тип, чтобы дать себя случайно пристрелить. По сути, он дьявол, симбирский вельзевул. Удавил в кулаке древнейшую часть европейцев, едва дав вдохнуть воздух свободы. Пшекам повезло, тупицы-финны и те выскользнули, а лучший народ Европы ни с чем остался. Сгорели вишневи садочки, поблекли белены хатинки. Задушил, сволочь, сволочь, сволочь…

Кокаин еще бродил в мозгах, щекотал, мысли летели то неудержимым вихрем, то замирали, качаясь на пуантах воспоминаний. Балет Кула так и не полюбил. Из любопытства сходил взглянуть на Кшесинскую. Корова, вообще никакого сексопила. В Петербурге полным полно шлюх в три раза моложе и в тысячу раз дешевле. А этаких балерин пусть вырождающиеся аристократы трахают. Она даже и без макияжа была.

На баб тратиться не было смысла. Свободные средства есаул вкладывал в кокаин. Уже двенадцать фунтов ждали в тайнике, еще партию можно будет забрать завтра с утра. Таможни, хе-хе, нет, и великолепного кокса хватит до конца жизни. Нет, пан Кулаковский не наркоторговец, не для перепродажи брал. Завтра финал операции, и даже малый процент, выплаченный заказчиком, позволит жить обеспеченно. Очень обеспеченно. Кула подумывал об Аргентине. В XXI заокеанская окраина стала вполне цивилизованной страной. Негров и москалей там не так густо, жить можно. Бесконечной борьбе за независимость можно помогать и оттуда. Вернуться, уладить дела с финансами, и не торопясь, отбыть…

Он стоял на палубе в белых, цвета кокаина, штанах-карго, в шелковой вышиванке, яхту слегка качало, закатная вода казалась черной, на горизонте мигали огоньки…

Кула очнулся. Вот же они. Чуть не пропустил…

Двое подопечных подходили к подвалу. Обнаглела русская интеллигенция, вообще не боятся. На миг замерли, спустились по ступенькам и скрылись из виду.

— Сейчас будет тебе, Олексей Иванович, уся Нобелевская премия, кишками в наружу. Ну, земля вам стекловатой, — прошептал наблюдатель, поспешно пригнулся за подоконником, и, держа двумя руками пульт, поочередно послал оба радиосигнала.