Октябрь, который ноябрь

— Все мы на кого-то похожи, — пробормотала шпионкой, пытаясь аккуратно плеснуть водой в лицо обеспамятевшей жертве жестоких иллюзий.

Получилось неаккуратно, да еще самой флягой по лбу заехала, но, в общем, помогло.

Александр Федорович зафыркал, слегка захлебнувшись, открыл глаза. Катрин принялась вытирать его лицо косынкой.

— Вы? — без особого удивления уточнил Керенский.

— Я, — призналась шпионка.

— А Ульянов?

— Успокойтесь, нет здесь никакого Ульянова.

— Верно, самого Ульянова мне возить еще не довелось, — с сожалением подтвердил с переднего сидения честный Колька.

— А Романова? — осторожно уточнил министр-председатель.

— Еще чего не хватало?! — возмутился водитель. — Я этих самодержцев вообще презираю.

Слегка успокоившийся Александр Федорович уклонился от рук фальшивой медсестры, достал носовой платок, принялся приводить себя в порядок самостоятельно и поинтересовался:

— Что, собственно, случилось?

— Вы потеряли сознание, прибежал доктор, повезли вас в больницу. Вы совершенно изнурены, вам бы действительно отдохнуть.

— Я не могу позволить себе отдыха! — привычный пафос начал просыпаться в мужественном лидере Временного правительства.

— Вы же почти в отпуске. По состоянию здоровья, — удивились из темноты — к автомобилю подходила товарищ Островитянская. — Так с трибуны и заявили.

— Я подал в отставку?! — ужаснулся Керенский и попытался вскочить.

— Не подали, — Катрин удержала пострадавшего. — Подошли к этому моменту и в обморок ударились.

— Я не уходил и не уйду!

— Это верно. Капитан должен погибнуть на капитанском мостике, — Лоуд забралась в машину. — Пусть корабль идет на рифы, пусть команда жидко обгадилась и бунтует, никакого послабления! Честь! Геройская гибель и прощальная закатная речь героя. В синематографе такое очень любят.

— Вы вообще кто? — заподозрил неладное Керенский.

— Представитель переговорного штаба ВРК, зав Общего орготдела товарищ Островитянская, — оборотень с достоинством развернула мандат.

— Я заложник? — надменно осведомился министр-председатель.

— Вы?! — поразилась Островитянская. — А на кой чертт нам такое счастье… Прошу прощения, я в смысле, не нужны нам заложники. Ситуация и так полностью в наших руках. Зимний пока не берем исключительно во избежание случайных жертв и утери предметов большой художественной ценности. Собственно, вы к нам как раз случайно прицепились. Я вела переговоры в Мариинском, а тут шум, крик — человеку плохо. Доктор суетится, в больницу везти нужно. А где ваша охрана и адъютанты — вообще непонятно. Ну, авто у нас есть, пришлось оказывать помощь и содействие. Считайте как хотите, но мы, ВРК, не лишены гуманизма. Как, вы, кстати, себя чувствуете?

— Я? — Александр Федорович потрогал промокший френч на груди. — Слабость, а так неплохо. Но куда вы меня везете?

— Доктор сказал «в клинику», но потом передумал, приказал «строжайший домашний покой» и слез с экипажа, — исчерпывающе объяснила оборотень. — Вот, общеукрепляющие пилюли передал. Швейцарские, патентованные. Кстати, нам всем не помешает.

Лоуд развернула красно-белую упаковку с пилюлями, все сунули себя в рот по таблетке общеукрепляющего и задумались.

— Так что вы теперь собираетесь делать? — уточнил все еще слегка нервничающий Александр Федорович.

— Как что? — удивилась оборотень. — Довезем вас до дома. В смысле до Зимнего. Ляжете у себя в кабинетике, выпьете чаю, непременно горячего, непременно! И хорошенько выспитесь. Указания врача лучше выполнять, да и вообще с гипертонией шутки плохи. Ну, вы и сами знаете.

— Я не за собственную жизнь опасаюсь, — довольно спокойно пояснил Керенский. — Я спрашиваю, что собирается делать ВРК, Ленин и прочие ваши главари?

— У нас не банда, а партия, следовательно, у нас руководители, — поправила товарищ Островитянская. — Давайте без оскорбительных наездов. Что касается «что делать»… А у нас есть выбор? Власть вы упустили, нам ничего не остается, как взять ответственность на себя.

— Еще ничего не решено! — запротестовал Керенский. — С фронта подходят верные нам части…

— Продлить агонию желаете? — уточнила оборотень. — Ну-ну. И да потекут по Невскому кровавые реки, так?

— Не мы это конституционное преступление провоцируем! — начал повышать голос министр-председатель.

— Граждане и товарищи, — попросила, посасывая таблетку витамина С, Катрин. — Ночь, тишина, сидим в машине, дух переводим. Ну к чему шуметь? Александр Федорович, вы лицо облеченное немалой властью, могу я вас чисто по-женски попросить — давайте приложим максимум усилий и обойдемся без крови?

— От лица автомобильной общественности присоединяюсь к данной просьбе, — счел уместным подать голос поднабравшийся политического ума-разума Колька. — Если вы и вправду Керенский, так давайте как-то выруливать и не газовать. У меня, между прочим, один дядька в Ораниенбаумской школе прапорщиков, а другой в Красной гвардии на «Айвазе»^[28]. Оба пока живы, но мало ли… По Питеру немецкие пулеметчики бегают, а вы тут взялись пушки друг на друга выкатывать.