Охота на мудрецов. Неизданное

Резкая трель гарнитуры раздражает, заставляя путаться в рукавах халата. Пальцы срываются с липучек, а противный звук не умолкает. Тройной звонок, высокий приоритет, обязан ответить немедленно:

– Слушаю.

– Капитан Назо, это Сервий, – представляется старший санитар стационара, – пациент из десятого бокса пропал.

Ин дэв ма тоссант! Проглатываю идиотский вопрос, как мог пропасть прооперированный вчера раненый, и вспоминаю о подозрении на вирус. Тьер, камеры везде, а он пропал!

– Сервий, бегом в комнату охраны, пусть ищут, где он.

– Есть, капитан Назо, карантин объявлять?

Оглядываюсь на взволнованную Диану. Мудрец молчит и внимательно на меня смотрит. Не знаю, слышит ли через гарнитуру Сервия. И как отнесется к тому, что сейчас сделаю?

– Нет пока, иди в комнату охраны.

– Есть, – через паузу отвечает санитар.

Знаю, что рискую выпустить опасный вирус за пределы стационара, но симптомы могут подходить под десяток диагнозов, не требующих карантина. А если я закрою этаж, то потом долго придется отписываться, что у меня здесь делала посторонняя женщина, да еще и психически нездоровая.

– Отбой, – выдыхаю в гарнитуру, отпуская Сервия, и набираю с планшета номер лаборатории. На месте еще должна быть ночная смена.

– Слушаю, – бодро отвечает лаборант.

– Публий Назо, – представляюсь и надеюсь, что узнал голос рядового, – Кассий, анализы пациента из десятого инфекционного готовы?

– В процессе, капитан Назо, – смущенно отвечает он.

– Ясно, сейчас приду. Отбой, – прячу гарнитуру в карман халата и оборачиваюсь к мудрецу: – Диана, я уйду ненадолго, побудь пока здесь, хорошо?

– Да, конечно, – кивает она, – дверь не открывать, на провокации не отвечать, сидеть тихо.

– Именно, – подтверждаю я и срываюсь в лабораторию.

Глава 11. Воспоминания о прошлом

Поэтесса

Процедурный кабинет пахнет прошлым. Той жизнью, где я была врачом, а не пациентом. Надевала каждый день белый халат, брала в руки отоскоп и вела прием. Закончила Академию с отличием, три цикла стажировалась, пытаясь параллельно заниматься наукой. Всерьез искала новые методы диагностики и лечения, засыпала и просыпалась с мыслями о работе. А по завершению стажировки меня распределили в клинику маленького города на границе с шестым сектором. Никто там не ждал молодого и амбициозного специалиста, зато лаборатория остро нуждалась в лаборанте. Я не жаловалась, ничего не требовала, а нашла сильную сторону. Теперь времени на науку стало больше.

Я публиковала статьи на медицинских порталах и по крупицам собирала материал для монографии. А потом наша отоларинголог переехала в столицу и мне предложили ее место. От счастья я вальсировала по лаборатории, стараясь не опрокинуть мебель и забыв, что дверь не заперта, и вот-вот придут пациенты сдавать анализы. Следующие циклы меня вне работы просто не стало. Выходя утром из дома, я здоровалась с соседями, не помня как кого зовут, накопила триста дней отпуска и пережила два коротких романа. Забавно, но лиц тех мужчин я давно не помню, зато могу рассказать о каждом своем пациенте.

Особенно о Сильвии. Одонтогенный гайморит. Я бесконечно чистила ей пазухи от гноя и так же бесконечно уговаривала удалить больной зуб, но снова и снова получала один и тот же ответ: «Я боюсь стоматологов». Сильвия умерла от менингита. Зуб так и остался на месте. Медицинская коллегия по результатам расследования отстранила меня от практики. И все. Помню, как вернулась домой, поставила в угол туфли и легла на диван. Сильная, взрослая, дееспособная, могла бы найти другую работу, получить иную профессию, но зачем? Положить жизнь в кабинет отоларинголога и начать все сначала? Кем? Продавцом? Швеей? Еще цикл я мыла посуду в столовой клиники, а потом и это потеряло смысл. Прав Публий, могла дождаться окончания срока наказания и добиться разрешения на практику, но каждым пациентом могла оказаться другая Сильвия.

Меня накрыл кризис. Тот самый, о котором вспоминают все мудрецы, но никогда не рассказывают. Не важно, насколько было плохо, дна у той бездны нет. Имеет значение лишь продолжительность. Чем дольше терпишь, тем сильнее становишься. Предсказания пришли позже, когда срывы прекратились, уничтожив последнюю надежду на нормальную жизнь. Потом был центр, другие двойки, ощущение, что не одна такая, а теперь и этого нет. Сижу на шее у капитана Назо и, как приговоренная, жду день, когда услышу, что прятаться больше не нужно и я возвращаюсь в психиатрическую клинику. Не верю я, что мои предсказания о близости с художником и крови на полотенцах нужны больше, чем теория Создателя и способности Маятника. Они давали интервью в студии, рассказывая о мудрецах. А меня снова спрятали. Сижу тихо, двери не открываю.