Океан. Выпуск пятый

Особенно тяжко бывает в сумерках, от которых за полярное ясное лето отвыкли и глаз и воображение. В полутьме любой предмет видится крупнее самого себя. И скалы береговые возрастают до небес.

С того дня, как Славка нагнал их в пути, словно подменили Дарью. Нет прежнего тепла. На кране у мужа она уже не задерживается, будто стыдится кого-то.

— Брось ты хоть на ночь своего Славочку! — требует Ким.

— А он вовсе и не со мной ночует. Его Петров подле себя пристроил!

— Вот привадит он к себе малого — не оторвешь!

— И что в том дурного? — резонно заметила Дарья. — Пора и ему к какому-то берегу причаливать.

— Слишком высок для него тот берег! Чтобы на него взобраться, нужно к наукам терпение иметь…

— Что верно, то верно — отстал Славка от учения.

— И к ремеслу ни к какому не пристал.

— А все же он к таким людям тянется, у кого можно ума-разума набраться.

— Стало быть, не ко мне? — вконец разобиделся Ким.

Поняв свою оговорку, она поласковее склонилась к нему:

— Да уж не ревнуешь ли ты, Кимушка дорогой? — И, обхватив мужа за крепкую шею, сама чмокнула в губы.

Он высвободился из ее объятий: ласка некстати не смягчила его.

— Петров не девка, чтобы к нему ревновать, — попробовал поставить он все на должное место. — А ты капризам всяким потакаешь. Ну, с какой блажи он за тобой пострекал?

И враз поскучнела Даша. На широком, с легкой рябинкой лице ее промелькнула тень отчуждения. Она и сама-то не приспособилась к новой зависимости, а сын хоть рослый, да не взрослый — ему и того труднее…

— Чего тебе от него надо? — потребовала она от мужа.

— Хотя бы уважения.

— Хотя бы… Этого, между прочим, заслужить следует.

— Прикажешь выслуживаться перед сопляком? — отвернулся от нее Ким.

На «Водник» Дарья возвращалась помрачневшая. Она чутко прислушивалась к звону падавших с весел капель и пыталась заставить себя о чем-нибудь думать. Но не думалось.

3 ОКТЯБРЯ

В пути всякое случается. Можно было ждать худшего, а такая мелочь, как поломка двигателя на кране, не должна была задерживать караван и не задержала. Ким сам попросил: не жди, братва, мы вас нагоним!

Но ремонт затянулся. А караван успел показать хвост: приказ Княжева — ни минуты зазря не терять. Скрылся из виду островерхий палаточный навес последней учаленной к «пыжу» в кильватер баржи. И летучий дымок «Водника» уплыл ввысь. И так тихо стало вокруг, что лишь звон гаечного ключа разрывал устойчивое каменное безмолвие.

Колька — мальчишка-дизелист, помощник Кима, немой. Потому, его и в армию не взяли. А что немой — хорошо: с ним можно неделями молчать; только покажи, что делать, — он и без слов воспримет. Вот бы и Киму такого приемыша, бессловесного, безъязычного, — так ужились бы с ним и поладили миром.

Но к полудню засосало под ложечкой. И Ким Прокофьевич предложил похлебать супцу. Похоже, и Колька замечтался о том же. У них желания часто совпадают, как под копирку. Однако Дарьина жирнющая стряпня оказалась несъедобной без разогрева. Пробовали разжечь костер. Но в этакой пустыне из чего его запалишь? Из камня не сотворишь леса. Еще вчера караван миновал последние островки карликового леска. И теперь за береговыми уступами скал стелились одни бескрайние болота, дышащие предзимним парком. Седой иней уже и средь дня не сползал с пушистых почв, он как бы примерзал к ним, делая бархат мхов рыхлым и клочковатым. И зажечь клочья этой прелой ваты было не легче, чем подпалить лед. Дым еще кое-как стелился, но огня не получалось.

Зряшная потеря времени обозлила обоих. Воротившись на палубу, оголодавшие и злые, они снова принялись работать не поднимая головы. И по первости не приметили знакомую лодку, юрко вырулившую из-за заплеска. А углядевши гребца со спины, Ким вздрогнул — не сама ли Дарья пожаловала? Но вскоре убедился, что на веслах Славка. А за Дашу он его оттого принял, что напялена на нем была материнская вязаная кофта — для тепла.

Подгреб Славка важно и лодку не забыл принайтовить. Ухватившись за кранцы, хвастовски приподнялся к ним на руках.

— Загораете, чудики? — бросил одному Николке. — Ладно, не робей, воробей! Я тут голодающим хлебало доставил — в горячем виде, — и, подмигнувши дизелисту, сунул ему под нос большой палец «с присыпкой». А к Киму и не обернулся. Со дна шлюпки извлек сумку хозяйственную, в ней два термоса — суповой и с чаем.

— Противу течения как прискреб? — обратился к нему Сухих. — Ладони-то целы?

— Мать упросила, в ногах валялась. Опасается, как бы муж ее не отощал с голодухи.

Ким стиснул зубы, но не ответил. Зато дизелист повеселел, косясь на термосы.

Ничто так не раздражало Славку в новоявленном папаше, как назойливое желание завязать дружеские с ним контакты. «Ну, живи при нас, коли на старости лет приспичило тебе жениться, не гонят. Но не лезь в душу. О чем с ним дискуссии вести? О подъемном кране устаревшей конструкции? Или о теоретических основах забивания козла по вечерам?» Как выяснилось, это у отчима было любимое занятие.