Океан. Выпуск пятый

Есть же ведь на свете интересные люди. Взять того же Петрова. Не скучный товарищ. Про одно свое открытие столько занятностей поведал, что по линии солнечной радиации и ее влияния на земной климат Славка с ходу может и сам лекцию рассказать. О том, что даже валенки нельзя валять в те дни, когда радиация увеличивается, — такая возникает влажность в атмосфере. В промежутках же между периодами солнечной активности наступают жестокие засухи. И если все рассчитать и учесть заранее, то можно избавить человечество от величайших бедствий…

Сан Саныч всю тундру протопал своими ногами. И за Полярным кругом он зимовал. И когда слушаешь его рассказы про отважных метеорологов, как они в пургу и зной, на суше и на море несут свою тяжкую службу, то словно до книжки приключенческой дорвался. Да, Сан Саныч — личность выдающаяся. Вот за ним бы Славка куда угодно рванул, только скажи. Это тебе не Ким.

Отчим, тот обо всем судит по старинке. До сих пор думает, что полезный труд на благо общества — только за тисками или за верстаком. Серость! А берется направлять. Будто Славка сам не сечет, какими триодами ему шевелить. Мать, та уже давно в его сферу не вникает. И оттого у них до появления Кима полная была контактность. А уж дальше все будет зависеть от того, кому она отдаст предпочтение. Впрочем, и сейчас уже заметно, кто ей дороже. Как рвалась в шлюпку, чтобы Кимушку своего накормить! Хорошо, хоть дядя Володя заметил, не отпустил ее. Караван-то нынче ни на час нельзя оставлять без главной сцепщицы. Но мать так разнюнилась, что Славке прямо жаль ее стало. Вот и пришлось вызваться — не ради отчима, а ради нее.

Ким Прокофьевич и Колька поели, попили горяченького и снова принялись за работу. Схватил пассатижи и принялся за дело и Славка. Только возня эта быстренько ему надоела. Можно бы и в лодку, да прощай кран, выпутывайтесь-ка сами, но самолюбие заело: хошь не хошь, а крути. Поэтому стоило Киму Прокофьевичу объявить перекур, как Славка огрызнулся:

— Сто раз вам говорить, что я не курю?

Ким и сам смутился.

— Ну, просто так отдохни, горушками округ полюбуйся.

— Не горушки это, — презрительно фыркнул Славка, — а морены!

— Поди ж ты, какой образованный! — не сдержался Ким.

Славка замер, как кот перед прыжком.

— Чую, на что вы намекаете. Только можно и аттестат в кармане носить, а быть при этом тумаком.

— С аттестатом-то все же надежнее, — поделился своим соображением Ким вполне миролюбиво.

Но Славка уже был в таком заносе, что его даже и это замечание задело.

— Почему же у вас его нет? Других завсегда легче наставлять на путь истинный, чем самому…

— Что верно, то верно, — согласился Ким. — Нашему брату в те времена до аттестата дотянуть труднее было.

— Почему? Что изменилось?

— Потому что мы на чужой шее не сидели, зарабатывать на хлеб надо было.

— Не бойтесь, уж на  в а ш е й  шее я сидеть не собираюсь! — окончательно взъярился Славка.

Тут не выдержал и Ким:

— Факт, на материнской-то куда удобнее!

Побелев, Славка швырнул пассатижи, рывком привскочил с колен и, не держась за кранцы, единым махом спрыгнул в лодку. Даже и кофтенку Дарьину не успел накинуть, только кудрями длиннющими тряхнул на прощание.

3 ОКТЯБРЯ. ВЕЧЕР

Мотор тарахтел взахлеб. Ботик мчал как подхлестнутый, хотя и против течения. Разгулявшийся ветер резал встречь: больно было вглядываться вперед. Но Дарья гнала на предельной скорости и не отводила взгляда. Все глаза проглядела, а крана нет и нет.

Река петляла. Старицы и протоки вразнобой зазывали свернуть с прямого пути. Небеса тоже затянуло сплошь. А по берегам монолитные увалы — один копия другого. И это скалисто-серое однообразие на земле, на воде и на небе так и норовило совсем сбить ее с толку. Но, припоминая пройденный «Водником» отрезок петли, Дарья вела свой бот уверенно и без колебаний.

Правда, уж давно по ее расчетам пора бы замаячить плавучему крану, но тот будто сгинул. И сердце колотилось с мотором наперегонки: что-то случилось, что-то, что-то…

«Ну что с твоим парнем может стрястись? — успокаивал ее Княжев как мог. — Он же не один там, а под надзором у Кима. Починятся и нагонят». А она на своем веку всякие виды видывала. Река хотя и не море, но и на реке теряла она людей, в особицу молодых да отчаянных, что, не ведая броду, суются в воду.

Темнело. И тени росли на воде. А птицы, отгомонившись, прекратив громогласные споры, устраивались на ночлег в низкорослом кустарнике. И жутковато стало в такой вот тиши — ни звука на сотни пустынных верст.

С шестнадцати лет работает она на реке. Но ни разу не заносило ее в такую глушь. Тут и русло-то считалось несудоходным. А Княжев взялся провести караван и капитана уговорил. Лука же ее, Дарью, на учалку поставил. Вроде бы честь бабе оказана — не мужику предпочтение отдано, а ей. Отбрехаться бы: «Женщина я замужняя, детная». Но куда бы ни занаряжали ее, отлынивать она не привыкла. Да и Ким обнадежил: «Не робей, с тобой я!»

Только бы и впрямь не стряслось с ее мужиками какой оказии. Все-таки худо-бедно, а жизнь ее семейная налаживается потихоньку…