Океан. Выпуск пятый

Почистив палубу песком,
Лучами добрыми согреты,
Надев тельняшки и береты,
Встаем вдоль борта босиком.

Подошвы наши холодят
Чуть свет прошвабренные доски,
И гюйсов светлые полоски
На утренний залив глядят.

Наш горизонт, как первый лист, —
На нем ни тучек, ни морщинок.
Стоим, безусые мужчины,
И слышим, как поет горнист.

Дежурного чеканный шаг,
Спокойный голос командира.
Над нами — посредине мира —
На гафеле взметнулся флаг.

А впереди гудят года,
Валы гуляют в пенной гриве,
И я не знаю, что счастливей
Уже не стану никогда.

В. Тюрин ЕСТЬ У МОРЯ СВОИ ЗАКОНЫ Рассказ

…И кружится у слабых голова.

Г. Поженян

С севера их не шибко большой остров круто обрывался в море. Здесь день и ночь с тихим шумом волны облизывали нагромождения здоровенных окатистых булыжников. А с другой стороны, с южной, в островок воткнулась бухточка. В ней среди лохматых водорослей густо хороводилась мелочишка трески и пикши. Тут же в затишке паслись длинноногие крабы, подстерегая зазевавшуюся рыбью молодь.

В эту бухточку и ходил Костя на рыбалку. «За свежачком» — как говорил старшина первой статьи Дородный. Костя ставил две удочки, нанизывал на них кусочки соленой до жути селедки и за час-полтора набрасывал ведерко некрупной тресочки на ужин. Больше не требовалось: сколько могут съесть четыре человека? А кроме них, матросов, на острове больше никого не было.

Окончив рыбалку, Костя не спешил на камбуз. Ему нравилось, забравшись на плоскую, как столешница, макушку острова, лежать в мягкой пепельно-белой перине ягельника и подолгу глядеть на стылое свинцовое море. Иногда ему везло: мимо острова, глухо гудя дизелями, проходили подводные лодки. Они шли настолько близко, что Костя даже мог рассмотреть лица людей, стоявших наверху рубки.

Не было в эти минуты человека на свете несчастнее его. Сосущая зависть к подводникам и горечь обиды на то, что он не с ними, не на лодках, делали настолько ненавистным этот остров с его отмеренной по минутам спокойной службой, что на первых порах Костя, бывало, даже плакал злыми тоскливыми слезами.

Он со стыдом вспоминал, как прошлым летом на выпускных экзаменах в школе выбрал тему сочинения: «И сейчас есть место подвигу». Даже умудрился что-то нагородить о своей будущей героической профессии подводника. А потом засыпался на конкурсе и не попал в военно-морское училище.

Третью неделю не уходит с неба солнце, третью неделю он перед ужином ловит рыбу и третью неделю с тоской выискивает в море рубки подводных лодок.

Смотав удочки и бросив их на берегу — кто их возьмет? — он вскарабкался наверх. Ветра не было совсем, и поэтому солнце, скуповатое на тепло даже сейчас, в июле, слегка припекало. Макушка сопки окрасилась неярким разноцветьем светло-сиреневых, белых и зеленых мхов. Среди лохматых узоров то тут, то там попадались островки хрупких и совсем мелких бледно-розовых цветов. Аккуратно переступая через них, Костя дошагал до обрыва и лег. Пришел и лег просто так, по привычке. Ждать было нечего: уже два дня шли флотские учения, и все лодки были далеко в море.

Командир части, отправляя Костю на остров, предупредил:

— Имейте в виду, служба там суровая, трудная. Если не чувствуете в себе достаточно мужества, скажите сразу. Оставим вас на материке, а туда пошлем другого.

Мужество… Для чего оно здесь? Даже вот теперь во время учения, когда люди в море воюют, на острове все также вовремя едят и вовремя спят. Старший матрос Барышев, как будто ничего не происходит, по-прежнему режет дурацкие фигурки из корневищ полярной березы. А Карпенко, если случается свободная минута, строчит письма своим заочным корреспонденткам. Только и разница, что этих свободных минут стало поменьше да еще старшина пункта Дородный перетащил свою койку в аппаратную и нынешнюю ночь спал не раздеваясь. Вот и вся война… Проще апельсина и скучнее таблицы умножения.

— Ере-емииин!.. — донесся от бухточки крик Карпенко.

В голосе его различимо слышались злость и нетерпение. Это было настолько не похоже на обычно медлительного увальня Карпенко, что сердце Кости екнуло сладкой надеждой — что-то случилось! — и он опрометью полетел вниз.

— Где тебя, салагу, черти носят?! Ну-ка, бегом к старшине! Орешь… орешь…

Костя даже не подумал обидеться на «салагу». Он схватил ведро и бросился бежать, полный радостного ожидания чего-то наконец нового и необычного.