Океан. Выпуск двенадцатый

Положение советских судов усложнилось, но жизнь шла четко, по заданному ритму, разве что прибавилось организованности во всей работе да дисциплина стала крепче. Боцману, механикам и штурманам не приходилось дважды повторять распоряжения: с первого слова моряки хватались все делать, будто от этого, и только от этого, зависело благополучие всех.

Секретарь партийной организации турбохода Федун и комсорг Билкун беседовали с моряками, заглядывали на огонек в их каюты. Первый помощник капитана каждый день проводил политинформации о текущих событиях в мире и, в частности, здесь, на Ближнем Востоке.

Однажды после такой беседы машинист Анатолий Кривчун предложил:

— Давайте все-таки построим спортивный городок. Завтра начнем, а в субботу закончим.

— Правильно! Это дело! — поддержали все моряки.

С ними охотно согласился и капитан. Энтузиазм людей надо было поддержать.

Вечером у доктора собралась обычная компания: старпом, второй штурман и четвертый механик. Мрачноватая обстановка и этих, обычно не унывающих людей привела в минорное настроение. Пили хороший «докторский» чай. Семененко считался на судне первым специалистом по его заварке. Старпом тихонько бренчал на гитаре, напевал:

Вы слышите, грохочут сапоги
И птицы ошалелые летят!

Доктор отобрал у него гитару, пообещал сыграть марш пооптимистичнее, однако от темы уйти не смог и запел:

Надежда, я вернусь тогда,
Когда трубач отбой сыграет…

— Э-э, доктор, отдавай инструмент, устрою вам героику с патетикой! — пообещал старпом.

Он бодро гремел струнами, про себя угукал, затем вырвались слова:

Здесь вам не равнина.
Здесь климат иной,
Идут лавины одна за одной.

— Ну, вот! То, что надо, — одобрил штурман.

А старпом продолжал дальше:

И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.

Но песня натолкнула на новую тему для разговора. Механик и штурман принялись обсуждать важный в данной обстановке вопрос: что лучше — утонуть в море или погибнуть в горах.

— Ребята, а вы не можете поговорить о чем-нибудь другом? — не выдержал доктор.

— А чего о другом? — огрызнулся горячий четвертый механик. — Вчера вон залетела шальная пуля на спардек, а завтра, может, и снаряд залетит. Или какой-нибудь из этих птенчиков, — он кивнул на подволок, — уронит тебе на голову «феникс». Будешь потом… возрождаться из пепла. Эх, кабы маленькую пушечку! — мечтательно закончил он.

— Ну и что бы ты делал с ней? — поинтересовался доктор.

— Защищался бы до последнего! — торжественно поклялся механик.

— Детство, — резюмировал старпом. — Никто не собирается по тебе стрелять. Мы мирное торговое судно, и нас защищают международные законы.

— А вот на «Фарабе» был случай, — не унимался малоопытный четвертый механик. — Пришли они в Бейрут…

— А что, братцы, — поднялся старпом, — пора и нам всем в люлю. Завтра ведь рано вставать. Дел много, да и… будем строить наш олимпийский стадион.

— Пошли! — поддержал Полищук.

— До завтра!.. Гуд бай!.. Бай-бай!

— Не НЗ ли чая хранишь в этих сумочках, доктор? — кивнул старпом на два битком набитых подсумка с красными крестами, висевших у входной двери.

— Угадал, Владимир Иванович, НЗ, — рассмеялся доктор.

Как только заварилась кутерьма, доктор в оба подсумка уложил самое-самое: шприцы, бинты, вату, дефицитные лекарства. Отдельно упаковал санпаспорта экипажа. Так он чувствовал себя более готовым к неожиданностям.

Доктор некоторое время постоял у иллюминатора, вглядываясь в бархатную темень, а затем быстро разделся и лег в койку…

Проснулся он от сильного удара. Перед глазами плыл хоровод звездочек, сильно ныло правое плечо. Он сначала никак не мог понять, почему сидит посреди каюты. Казалось, чем-то ударило по голове и в бок тупым и тяжелым… Дребезжал резкий сигнал общесудовой тревоги…

Семененко схватился и, как был в одних трусах, выбежал в коридор. «Стоп! Я же почти голый, успею одеться…» — мелькнуло в голове. Вскочил снова в каюту. «Где же мои новые носки?» — подумал доктор и начал в темноте шарить в ящиках шкафа.

«Тьфу! Что за чертовщина? Причем тут носки?» — очнулся он, наконец, ругнулся, мигом оделся, сорвал с крючка подсумки и вылетел в коридор.

Надстройка наполнилась неприятным запахом. Хлопали двери, все бежали на верхнюю палубу, и Семененко устремился туда же.