Океан. Выпуск двенадцатый

— Так-то оно так, только доктор в красное выряжался… А в Босфоре у Хайдарпаши зацепили паром…

— Снова не наша вина. Арбитры разбирались. Капитан парома сдуру вильнул у нас под самым носом.

— Вот-вот! А доктор и тогда был в красном.

— Ну, ты даешь, Никитич! Сколько вместе соли съели, не замечал в тебе такой суеверности.

— Да-а?.. — Боцман не сдавался и решил поразить старпома еще одним фактом. — А в Пирее знаешь что было?

— Ну?

— Семененко плавал на контейнеровозе. Застопорили машину, и потащили их два буксира к причалу. А тут, откуда ни возьмись, сильный шквал. Буксиры не удержали теплоход, и он навалился на ошвартованные суда. Ободрал их, помял бока. Кореш там у меня, трепался, что Семененко торчал на борту в красном. А?.. Что на это скажешь? — с превосходством посмотрел Никитич на старпома.

Тот поглядел на взъерошенного боцмана и захохотал: то ли позабавила его цепь логических заключений, неопровержимо доказывающая фатальную роль доктора в красном, то ли возникла у самого в голове какая-то идея.

— Смотри, Коба, ты начальник, — двинул плечами боцман. — Но я на твоем месте посоветовал бы ему снять! — И, не глядя на старпома, застучал тяжелыми башмаками по трапу вниз.

Боцман и старпом давно плавали вместе. Наедине один к другому обращались на «ты», чаще по имени или только по отчеству, понимали все с полуслова.

Александр Никитич роста был не богатырского, не косая сажень в плечах, но на судне, пожалуй, не найти груза, под который не подставил бы он свои плечи. Повсюду успевал. В экипаже не помнили случая, чтобы спасовал перед чем-либо хозяин палубы.

Старпом и всегда-то относился к боцману дружески, с теплом и большим доверием. А в минувшем году на турбоходе возникла конфликтная ситуация, после нее оба сдружились еще больше. Тогда по вине второго помощника капитана плохо разместили груз. Пакеты, почти каждый третий, пришлось перекладывать, бочки выволакивали вручную. Когда же обратились к виновнику такой погрузки, чтоб вместе подумать, как сделать лучше, тот ехидно ответил: «Вы взялись деньги зарабатывать, вот и…»

Люди трудились бесплатно. После такого ответа, уставшие и обозленные, они бросили работу. Судну грозил простой. Тогда Никитич молча первым полез в трюм и начал ворочать пакеты и бочки… Некоторое время возился один. Однако уважение к нему было столь велико, что за ним спустились и все остальные. Работали быстро и зло. Разговоров не было. Потом, когда закрыли крышки трюмов, он пришел к старпому… Сейчас на судне другой второй помощник.

— Чудак, Никитич! В красном, говоришь!.. — вслух вырвалось у старпома, и он направился к радиотелефону. Про себя же подумал: «А кто его знает…»

Подвижный и быстрый, несмотря на внешнюю грузноватость, он томился неопределенностью. Что-то молчит порт. Надо связаться, выяснить обстановку.

Вскоре по радиотрансляции моряки услышали голос старпома:

— Внимание экипажа! Стоять будем на внешнем рейде. Ждем очереди под выгрузку. Увольнения на берег не будет до выяснения с властями.

Что ж, ждать так ждать!.. Пригорюнились моряки и разбрелись по каютам, снова переодеваться. А затем уже появились в робах, и каждый занялся каким-то делом.

Солнце плавило синеву моря и неба, накалило главную палубу и надстройку. Однообразие вахт, монотонность работы сразу обернулись своей непривлекательностью. День потянулся, как бесконечная морская дорога. Мышцы моряков привяли, мысли и чувства притупились.

На мостик поднялся капитан Гордиенко, сухощавый, подтянутый, среднего роста человек, взял бинокль, вышел на крыло, осмотрел порт, посчитал суда на рейде.

— Да-а!.. — произнес он, а вернее, выдохнул, ни к кому не обращаясь. — Позагорать придется! — На худом, гладко выбритом лице застыла озабоченность.

Сбоку от яростного африканского солнца бежала к турбоходу дорожка сверкающих бликов. День-то какой — тихий, добрый! И море красивое — прозрачное, голубое, с четкой линией горизонта. Радуйся, капитан! А радоваться было нечему. В душе Романа Владимировича затаилась тревога. Радиостанции всего мира круглосуточно трубили о предстоящем вторжении агрессора. Израильтяне наглели с каждым днем: предъявляли ультиматумы соседям, обстреливали их, самолеты-разведчики постоянно висели над территориями арабских стран, к их границам стягивались войска, оснащенные новейшим американским вооружением. Атмосфера на Ближнем Востоке накалилась до предела.

«Может, сейчас в порту не до разгрузочных работ? — думал капитан. — А как я тормошил в Одессе портовиков, чтоб грузили быстрее!»

Ласковое море раздражало, думалось о нем плохо: равнодушное оно подчас к человеческим бедам, коварное.

«Беспричинные тревоги, раздражительность появляются у моряков после длительного плавания», — вспомнил капитан прочитанное когда-то в рекомендованной брошюре. — А мы ведь только от родной земли. Э-э, как распустился! — подумал о себе Гордиенко. — Так недолго и команду повергнуть в апатию и бездеятельность».