Океан чарующих надежд (СИ)

Мир вокруг резко потускнел и превратился в гигантское черное полотно. Я же оказался маленькой белой точкой, слабо различимым пикселем этого однотонного полотна, мимо которого, в спешке, проносятся лица. Сотни и тысячи лиц, одним жирным мазком расплывшихся перед моим взором, незряче любующихся картиной и убегающих дальше, навсегда исчезнув из памяти. Но, в следующий миг, на меня устремлен ясный и осознанный взгляд. Не на картину – на меня. Одухотворенное внутренней красотой, чистое лицо, с живыми карими глазами, и едва очерченной улыбкой. Она смотрит на меня очень долго и внимательно. Я не могу прочесть ее чувств, как не могу заговорить с ней. Но в её прямом самоуверенном взгляде я, впервые, не ощущаю осуждения. «Эта картина очень сильно напоминает мне другое произведение, которое я видела в городе Л* несколько лет назад», - она говорит с кем-то для меня невидимым, и в голосе я вдруг ощущаю грусть, - «кажется, она называлась «Кладбище мертвых кораблей». Та картина произвела на меня неизгладимое впечатление – художник пытался изобразить место, где умирают наши самые заветные мечты. Свернув с пути и попав в это место, нам суждено всю жизнь лишь издали наблюдать за красотой своих несбывшихся надежд, так к ним и не прикоснувшись». Невидимый собеседник что-то отвечает, но по задумчивому взору я понимаю – она не слышит. Или не слушает. «На этом же полотне я впервые вижу что-то противоположное. Я вижу желание любой ценой добиться своего. Поначалу, ты сосредоточен на безупречной черноте полотна, и эта белая точка кажется чей-то грубой ошибкой. Но, едва выделяясь, и многим представляясь ошибкой, она все равно продолжает светиться. Всегда. Сейчас я поняла её истинный смысл. И как жаль, что я не видела этого раньше».

Последние слова нестерпимой болью отозвались в груди, как будто вся её невысказанная грусть передалась мне. На этом воспоминание растворилась, затянув меня обратно.

Открыв глаза, я понял, что продолжаю стоять на коленях, а вокруг все так же грациозно кружит серая Акула – практически вплотную рядом со мной. Но вот боль – боль отступила. Испытанное же мною чувство саморазрушения приняло совсем другую форму. Теперь я понял, что не должен ему сопротивляться – не должен сопротивляться своим демонам. Ведь только поддавшись им, разорвав связь с этой реальностью, с иллюзиями обыденности, и уничтожив свое прошлое «Я», слабое, привязанное к этому миру, я смогу вернуться на прежний путь, засияв во мраке, и, наконец, выполнить данное обещание.

Зажмурившись, я с ещё большей силой ощутил чувство саморазрушения и, на этот раз, отдался ему без остатка. Окружающая меня реальность на мгновение замерла, а затем схлопнулась, словно попав в маленькую черную дыру у меня под ногами.

4

Тот день навсегда останется в моей памяти как самое первое и самое яркое воспоминание из детства. С годами оно станет и самым ценным – поддерживая в сложных жизненных ситуациях, и напоминая причину моего движения вперед.

Помню, мама взяла за правило читать мне на ночь отрывки из разных книг. То могли быть детские энциклопедии с большими разноцветными иллюстрациями, сборники сказок, или же части серьезных произведений, которые она слегка переделывала на шутливый лад. Я не сохранил в памяти деталей, но, слушая каждый раз ее истории, во мне просыпалось все больше любопытства к окружающему нас миру. Читая мне, она включала небольшую лампу, стоявшую рядом с кроватью. В слабых лучах желтоватого света, падающих только на книгу, комната преображалась в фантастическую страну иллюзий. Этот же свет слегка оттенял мамино уставшее, но доброе лицо, отчего оно приобретало мистически-волшебные очертания. Тихий голос плавал в окружающем пространстве, направляя повествование в известное ей одной русло – мама, всегда безошибочно предугадывая как именно преподнести ту или иную историю, приковывала мое внимание каждым произнесённым словом. Рядом с кроватью, на стене, висела большая географическая карта мира, которую с трудом удавалось разглядеть в царившем полумраке. Лежа на спине и слушая тихий голос, я, часто неосознанно, всматривался в едва различимые очертания материков и океанов. Иногда, мама вставала и показывала мне в какой именно стране происходит действие из книги, но тогда я не придавал этому особого значения. Уходя, она оставляла включенным тусклый ночник, с которым комната окончательно теряла знакомые очертания, превращаясь в бесконечный темный океан. По невероятному стечению жизни, свет от этого ночника лучше всего освещал соседнюю стену.