Огонь неугасимый

Вначале ему представлялось не столь трудным делом решиться на объяснение с Надей. Вспомнилась Ильшат. Раз уж девушка смогла, пусть полунамеками, отважиться на признание, неужели же он, мужчина, окажется слабее?.. Надо только, чтобы случай подвернулся.

Но чем дальше, тем все сильнее охватывала его робость при встречах с Надей. Он терялся, бледнел, точно не знающий урока мальчишка. Пытаясь хоть чем-то оправдать свою нерешительность, он твердил уже другие строки Тукая:

Сладко тайное страданье, жар любовного огня!
Кто на свете понимает это более меня?[13]

Но однажды до него дошел слух, что Надя Яснова дружит о токарем Харрасом Сайфуллиным. И чувство ревности железным обручем сжало ему сердце. Ему хотелось уверить себя, что слухи эти ложны, но все чаще и чаще приходилось ему наблюдать, как они вместе уходят с завода, как сидят рядышком на вечерах. Однажды он даже пробродил украдкой за ними чуть не всю ночь.

И Гаязов понял, что откладывать дальше объяснение невозможно. Вскоре выпал и подходящий для этого случай. Комсомольцы устраивали массовку с выездом на Лебяжье озеро и, конечно, пригласили парторга.

В небе торжествовало июльское солнце. По глади озера, окаймленного темно-зелеными соснами, там, где когда-то гордо бороздили поверхность исчезнувшие впоследствии лебеди, теперь медленно плыли белые кудрявые облака. У берегов в голубой воде дремотно застыли перевернутые отражения сосен. Из лесу доносились духовая музыка, задорные переливы гармошки. Звенели русские и татарские песни. Шумно играли в мяч, купались.

Пока Надя плескалась в воде, загорала на солнце, Гаязов стеснялся подойти к ней. Несколько раз он ловил себя на том, что не сводит с нее глаз, и мучительно краснел. Он понимал, что ему вести себя как мальчишке не подобает, но взгляд его, помимо воли, снова и снова тянулся к девушке.

А Надя, чувствуя это, точно ошалела: беспрестанно разражалась звонким смехом, пела, а то уплывала саженками далеко-далеко к маленькому, похожему на шапку, зеленому островку на середине озера и оттуда на все озеро кричала: «А-у!..» И возвращалась с белыми лилиями.

Харраса на массовке не было: еще в конце мая его призвали на военные сборы. Гаязов надеялся, что Надя забыла его.

К вечеру, когда народ начал понемногу расходиться, Надя сама подошла к нему:

— Зариф, пойдемте прогуляемся по берегу озера… Вы что такой грустный?..

Они пошли вдоль озера. Песни, гармошка, веселые голоса — все осталось позади. Сосняк кончился, они шли молодой березовой рощей. Розоватое от закатных лучей солнца озеро то поблескивало где-то сбоку, то исчезало в зеленой чаще. Вскоре опять начался сосняк. Сосны тихо шумели, тень и свет в лесу гонялись друг за другом, точно играли в прятки.

Чем дальше уходили они, тем чаще стали попадаться озера, одно другого красивее, тальники, тихие поляны, зеленые лужайки. На одной полянке они долго стояли, любуясь пятью соснами, выросшими из одного корня. Полянка была вся усеяна цветами — алыми, желтыми, голубыми, белыми, синими, и каждый как бы умолял: «Сорви меня!»

Вдруг Надя коснулась руки Зарифа, словно приглашая: «Лови меня», и побежала к озеру.

Большое красное солнце висело над самой водой, казалось, оно вот-вот коснется зеркальной ее поверхности. Водная гладь в центре озера, там, где отражалось вечернее небо и прибрежная темно-зеленая кайма, — все было облито розовым сиянием. Особенно красивы были высокие, стройные стволы сосен, точно вылитые из червонного золота.

Зариф сдернул с головы кепку, бросился было за Надей, но на полдороге остановился, приник к сосне, зачарованно глядя на стоящую на пеньке у розового озера девушку. Она подняла руку, чтобы стянуть с шеи легкий, как вечерний ветерок, шелковый платочек, да так и застыла в этой позе, с головы до ног освещенная последними лучами солнца.

Опомнившись, Зариф подбежал к девушке, схватил ее за руку.

— Надя!.. — воскликнул он страстно, но дальше не в силах был произнести ни слова — голос изменил ему.

Надя отдернула руку, спрыгнула с пенька. Только что вдохновенно сиявшее лицо ее как-то сразу померкло.

— Пора обратно, Зариф, — произнесла она едва слышно.

Зариф протянул к ней руки.

— Надя… Надюша… Я… я… люблю тебя ведь, Надя!

Потому ли, что нарочно привела сюда Зарифа, желая вырвать у него признание, потому ли, что думала в тот момент о другом человеке, только Надя не проявила удивления.

— Зариф, прошу вас… пожалуйста… Я… уже связана обещанием… — сказала он, чуть покраснев.

Последние слова были произнесены почти шепотом, но для Зарифа они прозвучали как разразившийся над лесом гром.