Огонь неугасимый

Накручивая на пальцы черные кудри мужа, Марьям некоторое время сидела, погруженная в воспоминания, затем с грустью проговорила:

— Ах, Иштуган, опять ты уезжаешь. А я каждый день… Врач сказал, уже скоро… Сегодня с трудом поднялась по лестнице. С тобой мне ничто не страшно, а без тебя… боюсь, сама не знаю чего.

Накопившееся в Иштугане раздражение вылилось наружу. Он начал было возбужденно рассказывать о новом директоре, что тот не пожелал даже выслушать его, но, заметив, как это сильно действует на Марьям, замолчал.

Прозвенел звонок. Марьям с Иштуганом переглянулись — кто бы это мог быть? Домашние обычно не звонят. Каждый имеет свой ключ.

Марьям поправила волосы, платье. Приняла со стула маленький чемоданчик и поставила его за шифоньер. Иштуган пошел открыть дверь. Вскоре он вернулся с инженером Аваном Акчуриным. Марьям, хорошо знавшая его по работе, да он и домой к ним нередко наведывался, приветливо встретила гостя.

Высокий, с некрасивым лицом и непомерно длинными руками, Аван Акчурин был к тому же еще и несколько сутуловат. Зато в его открытых карих глазах, всегда прямо смотревших в глаза собеседника, светились ум и доброта.

После обычных расспросов о здоровье, о семье Марьям вышла приготовить чай. Мужчины заговорили о заводских делах.

Иштуган показал Акчурину только что законченный чертеж, — он привык советоваться с ним. Акчурин молча, упершись своими длинными руками в углы стола, выслушал его объяснения и стал внимательно изучать чертеж. Акчурин знал, что Сулейман-абзы с Иштуганом давно занимаются вибрацией, и часто консультировал их.

Марьям, внесшая поднос с чайной посудой, подметила, как ходила легонько вверх-вниз глубокая вертикальная борозда, разрезавшая пополам высокий лоб мужа.

— Тут тебе придется немного изменить, Иштуган, — сказал Акчурин, сделав пальцем круг в одном месте чертежа. — Будет мешать во время работы станка. А здесь расчет, видимо, неточный, слишком тонко. Виброгаситель не должен быть новым источником вибрации.

Увидев, что Марьям готовит чай, он отвлекся, чтобы сказать ей:

— Зачем беспокоитесь, Марьям? Только что дома чай отпили…

Извинившись, что накрыла стол здесь, а не в столовой, Марьям стала разливать чай.

Акчурин поинтересовался, как движется у Иштугана дело со станком-автоматом, который он конструировал в качестве дипломной работы в заочном институте.

— Времени ведь нет, Аван-абы, — пожаловался Иштуган. — Командировки замучили. А теперь еще стержни вклинились. Да вот эта вибрация висит на шее. Отец, он хитрый, заварит кашу, а потом и сваливает на меня. Да, по правде говоря, Аван-абы, я не очень-то спешу с этим станком. Это моя дипломная работа. А до нее еще два года сроку.

— Два года незаметно пролетят, Иштуган. Не откладывай в дальний ящик. Пусть вечно мельтешит перед глазами. Чуть зародится какая мыслишка — ты ее тут же на карандаш. Тогда еще, будем надеяться, успеешь…

Акчурин вдруг умолк, ушел в какие-то свои мысли и долго не произносил ни звука. Очнувшись, глубоко вздохнул.

— В вашей комнатке как-то особенно уютно. Чувствуется дружная семья. Придешь к вам — душой отдыхаешь всякий раз…

И то, что у этого сильного мужчины при этих словах проступила в глазах тоска и он с тяжелым вздохом опустил голову, заставило Марьям и Иштугана внутренне содрогнуться.

— А вы, Аван-абы, соберитесь к нам как-нибудь вдвоем с Идмас, — пригласила Марьям.

Не поднимая головы, Акчурин с минуту сидел без движения. Затем ослабил съехавший на сторону галстук, словно тот душил его и ему не хватало воздуха. Марьям невольно обратила внимание на несвежий воротничок рубашки, на никак не гармонировавший с серым костюмом коричневый галстук и почувствовала, что нет в его доме настоящей женской руки, сам же он, видимо, не умеет следить за собой.

— Мы, Марьям, уже давным-давно не бываем вместе в гостях, — с горечью признался Акчурин. — Идмас отказывается ходить со мной… стыдится…

В комнате установилась тягостная тишина.

Идмас, на редкость красивая женщина, работала на заводе копировщицей. Она лет на десять — пятнадцать была моложе Акчурина. Не только мужчины — женщины и те не могли без восхищения смотреть на ее стройную фигуру, на нежные линии ее лица, — хоть пиши с нее мадонну, — на ее порывистые и все же полные грации движения. При всем том Идмас умела одеться — изящно и со вкусом. Девушки и молодые женщины частенько перенимали у нее фасоны платьев, копировали ее манеру носить шляпки, шарфики.

Марьям слышала, что Идмас большая кокетка, но не придавала этому серьезного значения, — молодая, красивая женщина, большого греха нет, если и пококетничает когда. А всякие другие разговоры про Идмас считала сплетнями, исходящими от злых завистниц. Поэтому сейчас была поражена тем, что услышала из собственных уст Акчурина.

— Не дело говорите, Аван-абы, — сказала она с искренним волнением. — Не верьте сплетням. Идмас-ханум — рассудительная женщина. Чего ей стыдиться такого мужа? Чем вы хуже других?

Подняв голову, Акчурин посмотрел на Марьям. В его печальных глазах мелькнула искорка надежды и тотчас погасла.