Огонь неугасимый

Все трое почти одновременно присели к столу, заваленному множеством деталей. Под стеклом, на голубой, в масляных пятнах бумаге, лежали списки наименований деталей. За тонкой переборкой, верхняя половина которой была стеклянная, шумел цех, а за сплошной переборкой девушка-диспетчер с кем-то громко разговаривала по телефону. То и дело открывали дверь, спрашивали мастера.

— В цеху он, там ищите, — отвечал Сидорин, прерывая разговор.

Слушая парторга, Сулейман своим жестким, толстым ногтем чертил по стеклу. Матвей Яковлевич уставился на расшатанные скрипящие ножки табурета, на котором сидел Алеша Сидорин.

— Сейчас наш механический цех уже не тот, что был в октябре прошлого года. Куда стало чище, и оттого даже света вроде прибавилось. Цветы появились. Лозунги и плакаты регулярно обновляются. И стенная газета, и «Чаян» вовремя выходят, — сказал Сидорин.

Хотя не бритое несколько дней лицо моряка глядело весело, однако в глубине его бирюзовых, как морская вода, глаз затаилось беспокойство. Но старики не глядели ему в глаза.

— Все это, Алеша, внешняя сторона, — сказал Матвей Яковлевич чуть дребезжащим голосом.

Сидорин с ним не согласился.

— А сколько у нас в прошлом году было таких рабочих, которые не выполняли плана, запарывали детали, и сколько их теперь? — спросил он, прищурив один глаз. — По пальцам перечесть. На призыв Котельниковых наш цех первым откликнулся. Вместо двухсот мы набрали лишь около сорока рабочих. И план выполняем. А как изменились люди? Посмотрите хотя бы на Лизу Самарину, Переродилась! На днях внесла очень дельное предложение о бережном расходовании сверл. Только за последние два месяца поступило около пятидесяти предложений. Раньше и за полгода столько не бывало.

— А сколько из них рассмотрено и сколько внедрено в производство? — прервал его Сулейман-абзы.

— Это другой вопрос, Сулейман Уразметович. Об этом еще будем говорить… Пока о цехе. Январь месяц, сами знаете, какой напряженный был. Все же план выполнили. Правда, не обошлось без аврала, но, заметьте, самое важное — аврал был сравнительно коротким. У нас работала одна технологическая цепочка, а теперь три. Готовим четвертую…

— Постой-ка, Алеша, — сказал Матвей Яковлевич, хмуря лохматые брови, — зачем ты нас позвал? То, что ты рассказываешь, мы и сами неплохо знаем. Слава богу, не гости со стороны. Конечно, есть кое-какие успехи. Но особенно хвастаться, по-моему, нечем.

Улыбаясь, Сидорин большой рукой погладил белесые волосы.

— Я тоже так думаю, Яковлич. Хвастаться нам нет оснований. Зачем я все это говорю? Не для агитации, конечно. Я хочу вот что сказать: в нашем цеху внутренние изменения большие. Если говорить политическим языком, сейчас в нашем цеху революционная ситуация. — В светлых, на мгновение потемневших глазах Сидорина зажегся огонек. Под синей фланелькой, казалось, сильнее раздалась его широкая грудь. — Одним словом, нам подавай теперь большой простор, настоящую работу. Не то мы сядем, и крепко сядем. Уже сейчас, вижу, с запчастями не справляемся. И можем, если сидеть сложа руки, упустить удачный момент…

— Это правильно, — вставил Матвей Яковлевич. — Пришло время действовать.

— И время и необходимость, — подхватил Сидорин. — Проект Назирова как раз дает такую возможность нашему коллективу развернуться.

— А где он, этот проект? — съязвил Сулейман-абзы. — Утвердили в Москве и спрятали под сукно. Еще дождемся, опять прикажут какие-нибудь сеялки стряпать.

— Беда в том, — сказал Сидорин: видно, он много думал над этим, — что у нас в руках один проект, а сметы нет. Не скрою, хотя и парторг, но еще не знаю, когда наконец спустят эту смету. А Назиров, товарищи, собирается уезжать.

— Куда?!

— В деревню.

— В командировку, что ли?

— Нет, главным инженером в МТС.

Все трое, задумавшись, молчали.

— А я — то недоумевал, — сказал Сулейман, глубоко вздохнув, — почему это он ходит, будто с луны свалился… Вот оно в чем дело, оказывается… А кто же на заводе останется, га? — вдруг резко повернулся он.

— Оттого, что уедет Назиров, завод не обезлюдеет, Сулейман Уразметович, — сказал Сидорин. — Дали бы этот проект цеху. Вот штука в чем! Нам без него дышать нельзя.

— Да не только нам, всему заводу, — добавил Матвей Яковлевич.

— Точно, — присоединился Сидорин. — Я вот и хотел от имени цехового партбюро и профкома поднять этот вопрос перед руководством завода. Как вы считаете? Конечно, скажу, если что, — коммунисты будут в первых рядах.

— Правильно, — стукнул Сулейман рукой по столу так, что детали стронулись с места. — Поначалу директор крепко взялся за это дело, а потом что-то поостыл. Придется напомнить.

Матвей Яковлевич был такого же мнения.

— Тогда так, — сказал Сидорин, приободрившись, — я начинаю действовать…

Старики переглянулись и многозначительно кивнули головой.

— Давай, действуй, — решился Сулейман. — Лиха беда начало.

Поговорив и с рабочими второй смены, Сидорин зашел к Гаязову. Гаязов, заметно сдавший после болезни, с восхищением оглядел его крепкую, дышащую здоровьем фигуру.