Огненный мост

Трунев облегченно вздохнул. Сейчас они попьют чаю, пусть он потеряет немного времени, но зато обстановка нормализуется. А если честно говорить, то Сосновский влияет на инженерский состав как хороший стимулятор. Вроде бы и над душой не стоит, и в то же время наличие на заводе московского начальства всех еще больше мобилизует. Сегодняшняя история с Храмовым… А между прочим, Сосновский не так уж и не прав. Устал Храмов, было у него несколько срывов на производстве. Надо с Храмовым действительно поговорить, помочь ему. А Сосновский молодец. Крутится на заводе, а не слыхать, чтобы он телеги в свой Главк строчил и жаловался. Есть предложения – высказывает, до всего сам доходит, не требует отчетов у руководства, цифр и прочей бюрократии. Хотя, если честно, непонятно, зачем его прислали. Просто присутствовать?

Молодая женщина с большими глазами и пушистыми ресницами вежливо приоткрыла дверь и спросила мягким голосом:

– Можно, Игорь Иванович? Я чай вам принесла. – Она замерла у входа с подносом в руках, встретилась взглядом с Сосновским и смущенно покраснела.

Михаил раньше уже видел эту женщину в службе главного инженера, и теперь ее появление вызвало в нем всплеск эмоций. Он мгновенно поднялся со стула, сдвинул на край массивную пепельницу, расчищая место для подноса. И все это он делал, бросая на женщину недвусмысленные взгляды.

– Чаек – это хорошо, чаек это просто замечательно, – с довольным видом проговорил Сосновский. – А помощница у вас шустрая какая, Игорь Иванович. И чай, видать, заваривает отменно, а?

– Обыкновенно завариваю, – сконфуженно пробормотала женщина, а потом с улыбкой спросила: – Игорь Иванович, еще что-то нужно? Вы скажите, я тут, в приемной буду.

– Хорошо, Любочка, – кивнул Трунев со странным выражением лица. Было в нем тоже какое-то неуместное смущение. – Ты иди. Ничего больше не нужно.

– Мне не трудно, Игорь Иванович, – попыталась возразить женщина и даже для убедительности прижала кулачки к груди, но Трунев посмотрел на нее строго, и Люба поспешно вышла.

– Секретарша? – поинтересовался добродушно Сосновский, прекрасно зная, что у Трунева нет секретарши, по штату она ему не положена.

– Люба-то? – Трунев посмотрел на собеседника и смутился. – Нет, она экономист.

– Вы, Игорь Иванович, не думайте, я тоже человек. И Люба человек, и вы, черт возьми, тоже человек. И если в наше трудное время вы можете кому-то помочь, облегчить хоть в чем-то жизнь, то это надо делать. Она очень обаятельная молодая женщина. Может, ей из-за этого легче будет выжить, пережить войну.

– Ох, перестаньте, Михаил Юрьевич, – отмахнулся Трунев с грустью. – О чем это вы? Я женат, у меня дети. Какое уж тут… И в мыслях не было!

– Ну, в мыслях, положим, было, – тихо отозвался Сосновский и похлопал инженера по руке. – Что вы, в самом деле, я не парткомиссия, я нормальный мужик. Не мое дело, что у вас с Любой…

– Господи, да что у меня может быть с Любой! С чего вы взяли. Ну, благодарность это и всего-то. Понимаете, благодарность!

– С благодарностью смотрят иначе, – грустно заметил Сосновский. – А тут обожание, она же готова вам все отдать, только намекните. Она ждет, надеется. Ведь вы все это и без меня знаете, Игорь Иванович?

– Знаю, – неожиданно согласился Трунев. – И мог бы воспользоваться давно, мне только шаг навстречу сделать. Она и сама намекала, и просила даже. Только у меня семья, жена, Михаил Юрьевич. Как же я могу-то? Ей настоящий мужчина нужен – холостой, чтобы семью создать. А не по углам и подсобкам тискаться с женатиками разными…

Это было похоже на правду. Михаил Сосновский имел большой опыт общения с людьми хитрыми и не очень, с профессиональными дипломатами и разведчиками. Понять и оценить, насколько искренен в разговоре человек, он мог.

– Благодарность, вы сказали? – напомнил Сосновский фразу.

– Да. Она давно пытается к надежному плечу прижаться, опору найти. Эвакуированная она. За нее очень просил инженер Лысаков, мой старый товарищ. Еще по институту. Она его жену спасла во время бомбежки. Они в одном эшелоне ехали, когда налетели фашисты. У Лысакова жена ногу сломала, рассекла руку, кровотечение сильное было. Если бы не Люба, она бы просто истекла кровью. А та ее собой закрыла, перетянула руку, остановила кровь. Из подручного хлама смастерила шину. А когда немцы улетели, вытащила ее из-под вагона, помощь нашла.

– Для экономиста Люба очень хорошо умеет оказывать первую помощь.

– Она закончила курсы санитарок, хотела на фронт, но в последний момент у нее какой-то срыв произошел, с сердцем нелады. Комиссовали сразу после курсов. Признали негодной для армии – как бы она с больным сердцем таскала на передовой бойцов? Да и в госпитале их потаскать пришлось бы, попади она в тыловую санчасть. Везде у санитарок работа тяжелая.

– Так вот она какая, ваша Люба, – улыбнулся Сосновский.

– Одинокая она и несчастная.