Огненный бассейн. Трилогия

Я со стыдом отвернул голову. Графиня сказала:

— Это не имеет значения. Уилл, посмотри на меня. Голос ее, мягкий, но сильный заставил меня повернуть голову, и я впервые рассмотрел ее по-настоящему. Лицо ее, слишком длинное, чтобы быть прекрасным, было добрым и мягким, она улыбалась. Волосы, черные, чуть тронутые белизной, локонами падали на плечи, серебряные линии шапки виднелись над высоким лбом. Глаза были большие и честные.

— Я могу повидаться с ними?

— Конечно, Элоиза позовет их.

Нас троих оставили наедине. Я сказал:

— Я выдал нас. Ничего не смог сделать.

— Ты не виноват, — ответил Генри, — как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Что они собираются делать с нами?

— Ничего, насколько нам известно. — Он кивком указал на Бинпола. — Он знает больше меня.

Бинпол сказал:

— Они не похожи на горожан или жителей деревень. Те могли бы позвать треножников, эти — нет. Они считают, что для мальчиков хорошо уходить из дома. Их собственные сыновья тоже отсутствуют.

Я все еще чувствовал неловкость.

— Тогда они могут нам помочь, — сказал я.

Бинпол покачал головой, солнечный свет блеснул в линзах перед его глазами.

— Нет. Ведь, в конце концов, на них шапки. У них другие обычаи, но и они послушны треножникам. Они тоже рабы. Хотя и хорошо к нам относятся, но знать наши планы они не должны.

Я с новой тревогой сказал:

— Если я разговаривал… Я мог сказать что-нибудь о Белых горах.

Бинпол пожал плечами.

— Если даже так, они приняли это за бред. Они ничего не подозревают, считают, что мы убежали из дома, вы двое — и земли за морем. Генри взял у тебя карту. Мы ее спрятали.

Я напряженно думал.

— Тогда вы вдвоем должны бежать, пока это возможно.

— Нет. Потребуется несколько недель, чтобы ты был способен продолжать путь.

— Но вы можете уйти. Я пойду за вами, когда буду в состоянии. Карту я помню хорошо.

Генри обратился к Бинполу:

— Может, это и не так плохо. Бинпол возразил:

— Нет. Если мы уйдем вдвоем, оставив его, они удивятся. Начнут нас искать. У них есть лошади, и они любят охоту. Поохотятся на нас после оленей и лис.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Генри. Я видел, что Бинпол не убедил его. — Если мы останемся, на нас наденут шапки.

— Поэтому-то пока и лучше остаться, — был ответ Бинпола. — Я разговаривал с рабочими и парнями. Через несколько недель будет турнир.

— Турнир?

— Он происходит дважды в году: весной и летом. Пиры, игры, соревнования и борьба рыцарей. Турнир продолжается пять дней, но потом — день надевания шапок.

— И если мы тогда еще будем здесь… — проговорил Генри.

— На нас наденут шапки. Верно. Но нам не обязательно быть здесь. Ты к тому времени окрепнешь, Уилл. А во время турнира всегда большая суматоха. Мы уйдем, а нас целый день, а может, два, три никто не хватится. К тому же у них будет интересное занятие в замке, и им не захочется нас искать.

— Значит, до того времени, ты считаешь, нам ничего ненужно делать? — спросил Генри.

— Это разумно.

Я видел, что это так. Это также освобождало меня от перспективы, о которой я думал с ужасом, — от перспективы остаться одному. Я сказал, стараясь, чтобы голос мой не дрожал:

— Решайте вы вдвоем. Генри неохотно сказал:

— Наверное, так и вправду будет лучше.

Время от времени мальчики приходили ко мне, но чаще я видел графиню и Элоизу. А изредка заглядывал и граф. Это был большого роста, некрасивый человек, прославившийся своим мужеством в турнирах и на охоте.

Однажды, лишившись лошади, он встретился лицом к лицу с огромным диким кабаном и убил его кинжалом.

Со мной он держался неловко, но дружелюбно, отпуская нехитрые шутки, над которыми сам же громогласно хохотал. Он плохо говорил по-английски, поэтому часто я его не понимал: знание языков считалось делом женщин.

Я до этого мало знал о дворянстве. В Вертоне люди из имения держались в стороне от сельчан. Теперь я узнал их ближе, и лежа в постели, имел время подумать о них, особенно об их отношении к треножникам. В этом, как и предположил Бинпол, они не отличались от других людей. Возьмем, например, их терпимость к побегам мальчиков из дома. Они относились к этому по-другому, чем селяне, и здесь, и у нас в Вертоне, но это потому, что у них другой образ жизни. И капитаны в Рамни прекрасно понимали это. Для дворянства было естественно, что женщины должны быть прекрасны и образованны, а мужчины храбры. Войн не было, как некогда, но были другие возможности продемонстрировать свою храбрость. И мальчишка, пусть даже не благородный, который убежал от обычной жизни, по их мнению, поступил храбро.

И самое плохое, что вся эта храбрость и вся эта галантность — все напрасно. Потому что они принимали шапки и стремились к ним даже больше, чем их подданные. Это было обязательно для превращения мальчика в рыцаря, а девушки — в леди. Думая об этом, я понимал, как хорошие черты характера могут стать бесполезными. Какой смысл в храбрости без свободного разума, управляющего ею?