Огнем и мечом

— Не думай, гетман, что я боюсь! Я сразу согласился бы, но думал, что есть лучше меня! А если нет, то я пойду. Вы — головы и руки, а у меня головы нет, только руки да сабля, а война мне — мать и сестра. Ты, гетман, дай мне только хороших молодцов, потому что с чернью ничего не поделаешь против Вишневецкого. Да, я пойду добывать замки, бить, резать и вешать! На погибель им, белоручкам!

— И я с тобой, Максим! — вышел и другой атаман.

Это был Пулян.

— И Чарнота гадячский, и Гладкий миргородский и Носач пойдут с тобою, — сказал Хмельницкий.

— Пойдем! — сказали они единогласно; их подзадорил-пример Кривоноса.

— На Ерему! На Ерему! — раздались возгласы.

— Бей его! — повторяли все.

Полки, назначенные в поход под начальством Кривоноса, пили до полусмерти, так как они и шли на смерть; казаки хорошо знали об этом, но в сердцах их уже не было страха. "Раз маты родыла", — повторяли они и ни о чем не жалели. Хмельницкий разрешил пьянство, чернь последовала примеру казаков, пила и пела песни; выпущенные на волю лошади носились по лагерю и производили беспорядок За ними гонялись с криками и хохотом; ватаги бродили над рекой, стреляли и лезли в квартиру гетмана, так что он велел наконец разогнать их Началась драка, и только проливной дождь загнал дерущихся под шалаши и телеги. Вечером разыгралась гроза: раздавались раскаты грома, и молния освещала всю окрестность то белым, то красным светом, при блеске которого Кривонос выступал из лагеря с шестьюдесятью тысячами войска и черни.

Глава XI

Из Белой Церкви Кривонос пошел на Сквиру и Погребище — в Махновку, не оставляя на своем пути даже следа человеческой жизни. Кто не присоединялся к нему, тот погибал под его ножом. Он сжигал даже хлеб на корню, леса и сады, а князь, в свою очередь, тоже уничтожал все. После истребления Погребищ войска Вишневецкого побили еще несколько значительных ватаг и стали лагерем под Райгородом; они почти месяц не сходили с лошадей, совсем ослабели, да и смерть значительно уменьшала их ряды. Нужно было отдохнуть, так как руки этих косарей устали от кровавой косьбы. Князь даже думал, не уйти ли на время в более спокойный край, чтобы дать отдохнуть войскам и увеличить их численность, а в особенности для того, чтобы запастись свежими лошадьми, так как те, что участвовали в походе, походили скорее на скелеты, чем на живые существа; они целый месяц не видели овса и питались исключительно травой. Спустя неделю дошли вести, что идут подкрепления. Князь выехал навстречу и, действительно, встретил Януша Тышкевича, воеводу киевского, который привел полторы тысячи войска, а с ним Кристофора Тышкевича, подсудка брацлавского, молодого Аксака, с хорошо вооруженным гусарским полком, и много шляхты, как-то: Сенют, Полубинских, Житинских, Яловецких, Кирдеев, Болуславских, одних с войском, других — так Обрадованный князь пригласил воеводу к себе на квартиру; последний удивился ее простоте и бедности. Князь жил в Лубнах по-королевски, но в походах, желая подавать пример солдатам, не позволял себе никакой роскоши. Он остановился в одной маленькой комнате, так что толстый воевода едва пролез через узкую дверь. В комнате, кроме стола, деревянных скамеек, заменявшихся постель и покрытых лошадиными шкурами, не было ничего; у дверей только лежал сенник, на котором спал слуга. Войдя в комнату, воевода изумленно посмотрел на князя; простота эта ужасно удивила его, привыкшего к роскоши и удобствам и всегда возившего с собой ковры. Он встречал князя в Варшаве на сеймах и был даже его дальним родственником, но не знал его близко и только после разговора с ним понял, что имел дело с необыкновенным человеком; и этот старый сенатор, привыкший трепать по плечу своих товарищей-сенаторов, говоривший князю Доминику Заславскому "эй, любезный" и не стеснявшийся даже в присутствии короля, не мог свободно обращаться с Вишневецким, хотя последний, в благодарность за подкрепления, принял его очень любезно.

— Слава Богу, что вы пришли с свежим войском, я уж тут еле дышал.

— Я вижу, что ваши солдаты чрезмерно утомились, и меня это огорчает, так как я сам пришел просить у вас помощи.

— А вам она скоро нужна?

— Еще бы! К нам подошли десять тысяч бродяг, а с ними Кривонос, который был послан против вашей милости, но узнав, что вы двинулись к Константинову, он отправился туда, осадив по дороге Махновку и всюду производя страшные опустошения.

— Я слыхал про Кривоноса и ждал его здесь, но, очевидно, нужно мне самому искать его, медлить нельзя! А много войска в Махновке?

— В замке есть две сотни немцев, но они продержатся недолго; в городе, защищенном только валом да частоколом, собралась масса шляхты с семьями, и они долго обороняться не могут,

— Действительно, медлить нельзя, — повторил князь, — Желенский, — сказал он, обращаясь к слуге, — сбегай за полковниками.

Воевода киевский сел на скамью и засопел, поглядывая, не несут ли ужин: он был голоден, и притом любил хорошо поесть.