– Позволь же мне, сударь, закончить. Ни у Кривоноса, ни в Киеве ее, стало быть, нет – где же она в таком случае?
– В том и загвоздка!
– Если ваша милость догадывается, говори скорей, а то я сижу как на угольях! – вскричал Скшетуский.
– За Ямполем она! – сказал Заглоба и торжествующе обвел всех здоровым своим оком.
– Откуда это тебе известно? – спросил Володыёвский.
– Откуда известно? А вот откуда: сижу я в хлеву, – разбойник этот, чтоб его свиньи слопали, в хлев меня велел запереть! – а рядом казаки разговаривают промеж собою. Прикладываю ухо к стене и что же слышу?.. Один говорит: «Теперь небось атаман за Ямполь поедет», а другой на это: «Молчи, коли молодая жизнь дорога…» Голову даю, что она за Ямполем где-то.
– О, это уж как бог свят! – воскликнул Володыёвский.
– В Дикое Поле ведь он ее не повез, значит, по моему разумению, где-нибудь между Ямполем и Ягорлыком спрятал. Был я однажды в тех краях, когда посредники туда съехались от нашего короля и от хана: в Ягорлыке, как вам ведомо, вечно разбираются пограничные споры об угоне стад… Там вдоль всего Днестра сплошь овражины да чащобы, места неподступные, и хуторяне никому не подвластны – пустыня окрест, они и друг с другом не встречаются. У таких диких отшельников он ее, верно, и спрятал, да и безопаснее место трудно придумать.
– Ба! Но как туда добраться сейчас, когда Кривонос заградил дорогу? – говорит пан Лонгинус. – И Ямполь, как я слышал, – сущее разбойничье логово.
На это Скшетуский:
– Я ради ее спасения хоть десять раз голову сложить готов. Переоденусь и пойду искать – отыщу, надеюсь: бог меня не оставит.
– Я с тобой, Ян! – воскликнул Володыёвский.
– И я лирником нищим оденусь. Поверьте, любезные судари, уж чего-чего, а опыта у меня всех вас поболее; торбан мне, правда, обрыдл чертовски, ну да ничего, возьму волынку.
– Так, может, и я на что сгожусь, братушки? – спросил пан Лонгинус.
– Отчего ж нет, – ответил Заглоба. – Понадобится переправиться через Днестр, ты и перенесешь нас, как святой Христофор.
– Благодарствую от души, любезные судари, – сказал Скшетуский, – и готовностью вашей воспользоваться счастлив. Друзья познаются в беде, а меня, вижу, провидение такими верными друзьями подарило. Позволь же, всемогущий Боже, и мне положить за друзей достояние и здоровье!
– Все мы аки един муж! – воскликнул Заглоба. – Господь поощряет согласье; увидите, в скором времени и мы плодами своих трудов насладимся.
– Знать, мне ничего иного не остается, – сказал, помолчав, Скшетуский, – как отвести хоругвь к князю и, не мешкая, отправиться в путь вместе с вами. Пойдем по Днестру через Ямполь к Ягорлыку и повсюду искать будем. А поскольку, надеюсь, Хмельницкий уже разбит или, пока мы с князем соединимся, разбит будет, то и служба общему делу не станет помехой. Хоругви, верно, двинутся на Украину, чтобы вконец задушить мятеж, но там и без нас обойдутся.
– Погодите-ка, любезные судари, – сказал Володыёвский, – надо полагать, после Хмельницкого придет черед Кривоноса, так что, возможно, мы вместе с войском пойдем на Ямполь.
– Нет, нет, туда надлежит поспеть раньше, – ответил Заглоба. – Но первая наша задача – отвести хоругвь, чтобы руки развязаны были. Надеюсь, и князь нами contentus[146] будет.
– Особенно тобой, сударь.
– Разумеется! Кто ему лучшие везет вести? Уж поверьте мне, князь не постоит за наградой.
– Стало быть, в путь?
– Не мешало бы отдохнуть до завтра, – заметил Володыёвский. – Впрочем, пускай приказывает Скшетуский – он у нас старший; однако предупреждаю: выступим сегодня – у меня все лошади падут.
– Это дело серьезное, знаю, – сказал Скшетуский, – но, думается, если задать им хорошего корму, завтра смело выходить можно.
Назавтра и отправились. Согласно княжескому приказу им надлежало вернуться в Збараж и там ожидать дальнейших распоряжений. Потому пошли на Кузьмин, чтобы, оставив в стороне Фельштын, свернуть к Волочиску, откуда через Хлебановку вел старый тракт на Збараж. Идти было нелегко – дорога от дождей раскисла, – но зато спокойно, только пан Лонгинус, шедший о сто конь впереди, разбил несколько банд, бесчинствовавших в тылу региментарских войск. На ночлег остановились лишь в Волочиске.
Но едва утомленные долгой дорогой друзья уснули сладко, их разбудила тревога: дозорные дали знать о приближении конного отряда. Вскоре, однако, выяснилось, что это татарская хоругвь Вершулла – свои, значит. Заглоба, пан Лонгинус и маленький Володыёвский тотчас поспешили к Скшетускому, а следом за ними туда же влетел вихрем запыхавшийся, с ног до головы забрызганный грязью офицер легкой кавалерии, взглянув на которого Скшетуский воскликнул:
– Вершулл!
– Так… точно! – проговорил тот, с трудом переводя дыхание.
– От князя?
– Да!.. Ох, дух перехватило!
– Какие вести? С Хмельницким покончено?
– Покончено… с… Речью Посполитой!
– Господь всемогущий! А ты, часом, не бредишь? Ужель пораженье?
– Пораженье, позор, бесчестье!.. Без боя… Разброд и смятенье! О Боже!
– Ушам не хочется верить. Говори же, говори Христа ради!.. Что региментарии?
– Бежали.
– А где наш князь?