Его печальная сага об Элеоноре обрела новые черты. Он поймал себя на том, что счастлив за нее. Теперь она, как и он, не живет ожиданием их брака. По крайней мере, она нашла в себе смелость открыто отказаться от него. Макс присел на камень, вытащил из кармана письмо и снова перечитал его. На этот раз он испытал гордость за Элеонору, и ему оставалось лишь надеяться, что они останутся друзьями. Кем они всегда и были — добрыми друзьями еще с ранней молодости, когда он разыгрывал сцены из истории Иосифа и Марии в церковном вертепе. Это было задолго до того, как они оба почувствовали, что другие ждут от них чего-то большего. Например, его мачеха, если быть точным.
К ланчу Макс вернулся в «Ривьеру» и вошел в столовую в хорошем расположении духа. Настроение у него поднялось его больше, когда он заметил Митци за угловым столом. Она была одна, хотя, подходя к ней, он обратил внимание, что стул напротив нее еще недавно был занят, о чем говорил и полный бокал белого вина, и потушенная в пепельнице сигарета.
— Лайонел вернулся с патрулирования?
— Нет, и меня это беспокоит, — мягко ответила Митци, вскинула голову и посмотрела куда-то мимо него. — Друзилла, посмотри, кто здесь.
Макс повернулся и увидел Друзиллу Глисон, которая подходила к ним. Секретарь Ассоциации жен военных моряков обладала внушительной внешностью и была известна тем, что носит шевроны мужа. В ней было что-то от выросшей девочки-скаута, но она обладала своеобразным грубоватым обаянием.
— О, майор Чедвик. Вы выглядите разгоряченным.
— Я долго гулял.
— Любимое занятие англичан, да? Мы тоже приезжаем сюда совершать прогулки — не так ли, Митци? — но только на первый взгляд или последний.
— Я не думала, что ты отправился в Гозо, — сказала Митци.
Макс выслушал эту первостатейную ложь и, собравшись с силами, продолжил игру.
— Кое-кто убедил меня отдать предпочтение «Ривьере».
— В первый раз здесь? — фыркнула Друзилла. — Не сомневаюсь, что не в последний.
— Я хорошо провожу тут время.
— Судя по тому, что я слышала, это вам необходимо. Невеста перерезала швартовы, да?
— Друзилла, тебе не повредило бы немного такта.
— Без сомнения, моя дорогая, без сомнения. Ну, не стану отрывать вас от еды.
Макс в одиночестве съел ланч за своим столиком и отправился на пляж. Там он попытался углубиться в книгу — незатейливый роман Джона Глайдера, — но мысли его все время обращались к Митци, ее неожиданному появлению и той лжи, что она выложила ему перед Друзиллой. Он задремал, уткнувшись лицом в полотенце, когда она присоединилась к нему; о ее присутствии сообщил легкий апельсиновый запах. Его туманный взор прояснился, когда она устроилась на полотенце рядом с ним.
На ней были темные очки и купальный костюм в стиле сафари с узенькими лямочками.
— Друзилла пошла спать.
— Я рад за нее.
— Порой она бывает резковата, но сердце у нее доброе.
Макс заметил, что ее глаза скользят по его телу.
— Ты хорошо выглядишь… разве что немного худощав.
— Не могу понять, с чего бы это, — усмехнулся он.
— Мы все тут отощали. Мне пришлось вдвое ушивать вот это. — Она потянула свой купальник. — Первый раз в жизни я действительно довольна размером моего зада.
Легкая улыбка скользнула в уголках рта Митци, и она медленно повернулась, чтобы достать сигареты из соломенной сумки, стоящей на песке рядом с ней. При этом она расправила свое полотенце, чтобы ему было удобнее.
— Господи, ты права — надо быть довольным, — сказал Макс, и у него перехватило дыхание. Она ближе к совершенству, чем все, что он когда-либо видел.
Митци закурила и протянула ему пачку и зажигалку. Спасибо Фредди, их общему другу. За последние шесть месяцев он достаточно хорошо узнал ее.
— Почему ты здесь, Митци?
Вздохнув, она ответила:
— Я дам тебе подсказку — уж точно не прогуливаться с Друзиллой.
Он надеялся, что она не заметит, как дрожали его руки, когда он поднес зажигалку к сигарете. И тут же услышал:
— У тебя руки дрожат.
— Так бывает, когда я нервничаю.
— Если тебя это успокоит, признаюсь: ты не единственный. Я не должна была приезжать сюда. Сама себя не узнаю, мне не нужно было этого делать, но не могу остановиться. — Она опустила глаза и стряхнула пепел в песок. — Прости, если смутила тебя.
— Я не смущен. Потрясен — это да. И польщен. Мне стоит больших усилий не поползти по песку, чтобы поцеловать тебя.
— Это не укладывается в мой план.
— У тебя есть план?
— Всем известно, что всегда необходимо иметь какой-то план.
— Когда дело доходит до военных материй, боюсь, я далеко не Маккой.
— Я это слышала. — Она смотрела на залив. — А ты более волосат, чем я себе представляла.
— Приятно убедиться, что ты этого не представляла.
Митци рассмеялась:
— Ты вечно поддеваешь меня. Возможно, я здесь именно поэтому.
— А не из-за этих зазубренных скал?
— О, из-за них тоже. Элеонора — полная дура.
— Теперь я в этом не уверен.
Макс рассказал ей о своем мгновенном озарении на вершине скалы, он первый раз откровенно говорил о своих чувствах. На сей раз это было не законченной картиной, которую он преподнес Митци в прошлом — выписанной, отлакированной и в рамке, — а грубым холстом.