Офицер по вопросам информации

Это было далеко не безопасное существование. Через месяц после того, как занял новый пост, он был ранен в плечо шрапнелью подвесной мины и решил, что его могут переместить. Затем в начале сентября пришло письмо от Элеоноры, в котором сообщалось, что она изменила свои планы относительно их помолвки. Помолвка была назначена на май, и его первая мысль была обо всех этих письмах, о нежных словах, которые он писал ей на протяжении трех месяцев, в то время как ее чувства были отданы безликому и безымянному канадскому пилоту, который завладел ее сердцем. Но его первые мысли были прагматичными и полными жалости к самому себе. Вряд ли это можно было назвать достойной реакцией мужчины, который потерял свою первую любовь.

Разговоры о его неудаче на сердечном фронте стали циркулировать главным образом благодаря Розамунде и Хьюго, которые давно заняли в его жизни место суррогатных родителей — психиатр и советница по всем вопросам. Он также чувствовал их руку за приказом, который пришел сверху и на несколько дней освободил его от исполнения служебных обязанностей, чтобы зализать раны. Он выбрал Гоцо. Маленький плодородный островок рядом с северным побережьем, с удобным и быстрым паромным сообщением, был популярен среди тех, кто стремился хоть на короткое время оставить войну за спиной. Отель «Ривьера» порекомендовала Митци.

Он не разочаровал его. Возведенный из камня отель высился над мелким заливом, защищенным двумя внушительными мысами; с тыла же на острове тянулось несколько песчаных пляжей. Это было отдаленное и приятное место, подлинный оазис в изрезанной береговой линии. Отель был чистый и удобный, его кухня предлагала богатое разнообразие блюд из свежей рыбы и овощей, а бар изобиловал напитками. Поселившись в нем, Макс впервые за эти месяцы полностью съедал первое блюдо, запивая его бутылкой на удивление хорошего белого вина. Затем он уходил к себе, чтобы предаться полуденному отдыху, и спал, как рухнувшая статуя, по шестнадцать часов.

На лицах остальных гостей читалось, что им нужна такая же база, чтобы отдохнуть и прийти в себя, и, обмениваясь дежурными вежливыми фразами, они не докучали друг другу. Вражеские самолеты проходили в вышине так часто, что на них просто не обращали внимания. Многие придерживались одного и того же режима: в перерывах между едой, плаванием и выпивкой валялись на пляже, листая пустые романы. Вода в заливе даже на исходе лета была чистая, теплая, так и манила к себе. Из-за войны в заливе расплодилась рыба, и множество рыбаков каждое утро являлись бог знает откуда и качались на волнах в своих раскрашенных лодках. Некоторые продавали свой улов прямо на месте, и каждое утро невысокий коренастый шеф-повар спускался по крутой тропинке на пляж, рассматривал улов и выражал разочарование — стандартная прелюдия к громкой торговле.

Рыбаки отлично знали время возвращения итальянских бомбардировщиков. Макс не мог ответить на этот вопрос или, точнее, он его не понимал, пока ему не объяснили, что итальянцы, не в пример своим бесстрашным немецким союзникам, склонны поджимать хвост при первых признаках сопротивления и сбрасывали бомбы недалеко от острова. Когда это случалось, рыбаки переставали таскать свою добычу с глубины, а собирали ее прямо с поверхности. Это было впечатляющее зрелище — поверхность моря, усеянная брюшками оглушенных рыб.

На третий день пребывания здесь Макс отправился на юг по прибрежной тропке. Было яркое безветренное утро. Морская гладь выглядела необычно спокойной и гладкой, как в пруду, и волны лениво лизали основания скал. По пути его охватило странное чувство, словно времени больше не существует. По чьим следам он шел? Сколько людей прошло по этой извилистой тропе за миллионы лет? Тропа была та же, но люди другие, и каждый нес с собой свои надежды, мечты и сожаления.

У Мальты была богатая история, полная романтики и насилия. Как могло быть иначе? Остров стоял на перекрестье путей в Средиземном море, ближе к Европе, чем к Африке, пусть и ненамного. Он обладал едва ли не самыми лучшими гаванями в мире. Неудивительно, что так много морских бродяг старалось присвоить их себе. Волны финикийцев, греков, карфагенян, римлян и византийцев выплескивались на остров — только для того, чтобы их сменили другие. Арабы-фатимиды пришли по тому же пути, что и другие, однако их язык по-прежнему жил в речи современных островитян. С тех времен нормандские рыцари, испанские гранды и наполеоновские генералы считали остров своим домом. Насколько иным был он, офицер, призванный в армию его величества?

Он постарался отделаться от этих странных мыслей, но они тянулись за ним, как его тень. Как ни странно, они успокаивали его — чувство сопричастности с навсегда минувшими временами. От смерти Макса, возможно, отделяло лишь мгновение, и это нисколько не беспокоило его.