Офицер: Офицер. Тактик. Стратег (сборник)

— Товарищу? — Бывший штабс-капитан резко развернулся на каблуках. — Так вы «товарищи»? — последнее слово он буквально выплюнул словно ругательство. — А что, позвольте спросить, делают краснопузые сволочи здесь, в свободном Харбине? — Владимир Арматов дружил не только с японской контрразведкой, но и с некоторыми деятелями хунхузов и Гоминьдана, так что чувствовал за собой немалую силу.

— Не хамите, — Кирилл с неприязнью поднял взгляд на мужчину. — А то не будет никаких выяснений отношений и прочего этикета. Я вас просто отметелю до полусмерти, а потом прикопаю еще живого на ближайшей помойке. У меня к вашей своре весьма длинный список претензий, так что не нужно его ворошить.

— Да я тебя… — Губы бывшего офицера сжались в тонкую ниточку, и он начал разворачиваться плечами, двигая рукой куда-то в сторону бокового кармана, но вдруг глаза его закатились и тело мешком осело на пол.

Что произошло, успели увидеть только Ходжаев и Вера, но даже для них движение руки командира выглядело словно размазанное, подернутое полупрозрачной дымкой.

— Умид, не в службу, а в дружбу: отнеси это во двор и брось в помойный бак, пока не завоняло. — Кирилл развернулся в сторону остолбеневших дружков покойного. — А вас я не задерживаю… пока. Прошу простить мою несдержанность, товарищ капитан. — Кирилл, уже потеряв интерес к происшедшему, покаянно склонил голову перед сидевшим напротив Ракитиным. — Я лишил вас возможности рассчитаться со старым долгом…

— Пустое, товарищ комкор. — Владимир проводил задумчивым взглядом группу, уносящую под руки, словно пьяного, штабс-капитана, а к месту происшествия уже спешил распорядитель зала, но Новиков остановил его чуть раньше, чем тот успел что-то сказать.

— Простите, как вас?

— Наум Григорьич Сумской. — Администратор, одетый в черный фрак, коротко поклонился.

— Я полагаю, Наум Григорьич, не нужно вмешиваться в беседу джентльменов. Мои люди хорошо обучены, и шальных пуль не будет. — Новиков вложил в нагрудный карман метрдотеля полусотенную долларовую купюру и улыбнулся так, что господин Сумской слегка съежился. — И кстати, почему это оркестр не играет?

— Сегодня, кстати, выступает сам господин Вертинский.

— Я, к стыду своему, не большой поклонник его таланта. — Кирилл покачал головой и оглянулся на сцену, где под аплодисменты раскланивался популярный певец, композитор и поэт Александр Николаевич Вертинский, дававший последнюю гастроль перед отбытием в Советскую Россию.

— Сегодня, мои дорогие друзья, я хочу спеть песню одного очень талантливого композитора и поэта, слава которого пока… Только пока еще не перешагнула границ и не стала мировой. Но я уверен, что это произойдет в скором будущем.

Оркестр негромко заиграл вступление, и Вертинский чуть склонился к микрофону.

На ковре из желтых листьев…

— Это он о тебе, Кир? — Надя с довольным лицом обернулась к Новикову.

— Возможно. — Кирилл пожал плечами. — Кстати, горячее стынет. — Он пододвинул тарелку с борщом ближе и взялся за приборы. — Насколько я знаю, товарищ Вертинский неоднократно закупал за свой счет медикаменты для Красной Армии, да и вообще не замечен в белогвардейской возне. Так что его похвала дорогого стоит. Не только поэт и музыкант, но и человек чести. Чего не скажешь о многих других эмигрантах. Я думаю, еще пообщаемся… в Москве.

Красная Армия по КВЖД быстро продвинулась до Харбина и превратила этот стратегически важный город в узловую точку снабжения войск. Многочисленные русские эмигранты рванули от Красной Армии кто куда. Часть сбежала в Циндао, где их аккуратно принимали японские полицейские, грузили на корабли и отправляли во Владивосток, Справедливо полагая, что северные союзники сами разберутся со своими эмигрантами. Основная же часть подалась в Гонконг.

Войска Гоминьдана, разорвавшие соглашение с коммунистами, тут же развязали партизанскую войну против Красной Армии и, как это часто бывает в Китае, начали с похищения и показательной казни двух десятков бойцов Красной Армии из хозвзвода и трех медсестер второго танкового корпуса.

Некоторые из них были еще живы, когда место казни обнаружил один из конных разъездов.

На следующий день на совете командиров Дальневосточного фронта было принято решение в плен гоминьдан не брать, а маршал Тимошенко подошел к Кириллу и, глядя ему в глаза, произнес:

— Я знаю, ты можешь. Найди мне тех, кто это сделал.

— Поищем, товарищ маршал. — Кирилл кивнул. — Живьем, или как?

— Ну, ты что-нибудь придумай, ладно? — Глаза Тимошенко сверкнули яростью. — Такое, чтобы они все там ох…ли.

— Есть, придумать. — Кирилл коротко козырнул и вышел из здания. Его разъездной БТР-40, внешне почти не отличавшийся от выпускавшегося в его время восьмидесятки, подрулил ко входу, и Новиков ловко вскочил в машину.

— Давай в наш штаб.

Взревев трехсотсильным двигателем, шестиколесный бронетранспортер быстро набрал скорость и понесся к окраине городка, где располагался штаб корпуса.