– Спасибо, генерал. Но вы мне даете разрешение тем временем продолжать расследование по Эстерхази?
Министр задумчиво кивает своей массивной головой:
– Пожалуй, да, мой мальчик.
– К чему бы оно ни привело?
– Да. – Еще один тяжелый кивок.
Получив новый заряд энергии, я тем вечером встречаюсь с Девернином в нашем обычном месте – на вокзале Сен-Лазар. Мы не виделись с середины августа. Я чуть опаздываю. Девернин уже сидит – ждет меня за столиком в углу, читает «Вело». Я отмечаю, что он перестал пить пиво и вернулся к минеральной воде. Сажусь на стул против него, кивая на газеты:
– Я не знал, что вы велосипедист.
– Вы многого обо мне не знаете, полковник. У меня велосипед уже десять лет.
Девернин складывает газету и засовывает в карман. Похоже, он сегодня в мрачном настроении.
– Сегодня без блокнота? – спрашиваю я.
– Сообщать не о чем, – пожимает он плечами. – Благодетель все еще в отпуске – в имении своей жены в Арденнах. В посольстве тишина – оно наполовину закрыто на лето. Наши клиенты уже несколько недель как не появлялись. А ваш друг мсье Дюкасс наелся и уехал отдохнуть в Бретань. Я пытался его остановить, но он ответил, что если еще на день останется на улице Лиль, то сойдет с ума. Не могу сказать, что я его виню.
– Вы, кажется, разочарованы.
– Понимаете, полковник, я уже пять месяцев как веду наблюдение за этим выродком – вы уж извините за резкое слово – и теперь не знаю, что еще мы должны сделать. Мы либо задержим его и потрясем немного, – может, признается в чем-нибудь, – или же приостановим операцию. Вот мои предложения. В любом случае близится похолодание, и мы через день-другой должны вытащить эти переговорные трубки. Если немцы решат растопить камин, у нас будут неприятности.
– Ну, давайте-ка на сей раз я для разнообразия покажу вам кое-что, – говорю я и кладу фотографии писем Эстерхази лицевой стороне к столешнице. – Благодетель пытается перейти на службу в Генеральный штаб.
Девернин просматривает письма и тут же выражение его лица проясняется.
– Вот выродок! – с довольным видом повторяет он вполголоса. – Он, верно, погряз в долгах больше, чем мы думали.
Мне жаль, что я не могу рассказать ему про «бордеро», Дрейфуса и секретную папку. Но не могу – пока не могу: я должен получить официальное разрешение Бийо расширить рамки расследования.
– И что вы предполагаете с ним делать, полковник? – спрашивает Девернин.
– Думаю, нам нужно проявить больше активности. Я предложу министру согласиться на предложение Благодетеля и дать ему должность в Генеральном штабе в департаменте, где мы можем постоянно вести за ним наблюдение. Пусть верит, что имеет доступ к секретным материалам – по виду ценным, но на самом деле сфальсифицированным нами. А там мы сядем ему на хвост и посмотрим, что он с ними сделает.
– Хорошо. И я вам скажу, чтó еще мы можем сделать, если пойдем на маленький подлог. Почему бы нам не отправить ему сфальсифицированное письмо, якобы от немцев, с приглашением на встречу для обсуждения будущего? Если Благодетель придет – это само по себе станет доказательством его измены. Но если придет с секретными материалами, то мы сможем взять его с поличным.
Я размышляю над его предложением.
– А где мы возьмем такого умельца?
– Я бы предложил вам Лемерсье-Пикара.
– А ему можно доверять?
– Он фальсификатор, полковник. Доверять ему можно не больше, чем змее. Его настоящее имя Мойсес Леман. Но он много работал на отдел, когда его возглавлял полковник Сандерр, и знает: мы его из-под земли достанем, если он попытается с нами шутки шутить. Я выясню, где он скрывается.
Девернин уходит в гораздо более радужном настроении, чем в начале нашей встречи. Я остаюсь, чтобы допить пиво, потом беру такси и еду домой.
На следующий день погода резко меняется – угрожающе серое небо, ветер, начало листопада, вихри опавших листьев на бульварах. Девернин прав: необходимо немедленно извлечь переговорные трубки из квартиры на улице Лиль.
Я прихожу на службу в обычное время и быстро просматриваю сегодняшние газеты, подготовленные для меня Капио. Статья в «Фигаро», описывающая условия нахождения Дрейфуса на Чертовом острове, снова взбудоражила общественное мнение, и повсюду принялись разоблачать Дрейфуса. «Пусть страдает еще сильнее» – все, кажется, единодушны в этом. Но мое внимание приковывает анонимная статья в «Эклер», озаглавленная «Предатель», в которой утверждается, что вина Дрейфуса была бесспорно установлена «секретными документами», переданными судьям во время суда. Автор призывает армию опубликовать эти документы, чтобы положить конец «необъяснимой атмосфере сочувствия», окружающей шпиона.
Это первое упоминание о секретных документах в прессе. Мне становится не по себе при мысли о том, что такое происходит именно сейчас, когда эти документы оказались у меня в руках. Я иду по коридору в кабинет Лота, кладу газету на его стол:
– Видели это?
Лот дочитывает до конца и поднимает на меня встревоженный взгляд:
– Видимо, кто-то разговорился.
– Найдите Гене, – приказываю я ему. – Он должен вести наблюдение за семьей Дрейфуса. Пусть немедленно придет сюда.