Потом в начале дневного заседания один из судей, майор Галле, сказал, что он должен поставить перед судом важный вопрос. Насколько он понимает, мрачно заявил Галле, поиски возможного шпиона в Генеральном штабе начались до начала расследования по Дрейфусу в октябре. Если это так, то он сожалеет, что об этом факте не сообщили суду. Галле предложил немедленно прояснить этот вопрос. Полковник Морель согласился и попросил секретаря снова вызвать майора Анри. Несколько минут спустя появился Анри, слегка смущенный, он на ходу застегивал пуговицы мундира, словно его только что вытащили из бара. Я записал время: 14.35.
Деманж мог бы возразить против повторного вызова Анри, но тот так виртуозно изображал свидетеля против воли – стоял с обнаженной головой перед судьями, нервно теребил свою фуражку, что Деманж, видимо, решил: его показания могут пойти на пользу Дрейфусу.
– Майор Анри, – строго сказал Морель, – суду стало известно, что ваши вчерашние показания были, мягко говоря, не вполне откровенны: вы утаили от нас информацию о расследовании, которое проводилось ранее, я говорю о поисках шпиона в Генеральном штабе. Это верно?
– Верно, мсье председатель, – промямлил Анри.
– Говорите громче, майор! Мы вас не слышим!
– Это верно! – громко ответил Анри. Он оглядел судей с выражением демонстративного раскаяния. – Я не желал разглашать больше секретной информации, чем это было необходимо.
– Скажите нам правду теперь.
Анри вздохнул и провел рукой по волосам.
– Ну хорошо, – начал он. – Если суд настаивает… В марте этого года одно почтенное лицо – весьма почтенное – сообщило нам, что в Генеральном штабе есть предатель, который передает секреты иностранной державе. В июне это лицо повторило мне свои предупреждения при личной встрече. И на сей раз с конкретикой. – Анри замолчал.
– Продолжайте майор.
– Он сказал, что предатель служит во Втором департаменте. – Анри повернулся к Дрейфусу и показал на него. – Предатель – этот человек!
Его обвинение взорвалось в маленьком зале, как граната. Дрейфус, который до того времени вел себя настолько спокойно, что и на человека-то не был похож, вскочил с места, протестуя против такой засады. Его лицо побагровело от злости.
– Мсье председатель, я требую, чтобы имя этого информатора было названо.
– Обвиняемый, сядьте! – Морель стукнул молотком.
Деманж ухватил своего клиента за мундир и попытался усадить его на место.
– Предоставьте это мне, капитан, – услышал я его шепот. – За это вы мне и платите.
Дрейфус неохотно сел. Деманж поднялся и сказал:
– Мсье председатель, это неприемлемое свидетельство – издевательство над правосудием. Защита категорически настаивает на вызове этого свидетеля, чтобы его можно было подвергнуть перекрестному допросу. В противном случае ничто из сейчас сказанного не имеет никакой юридической силы. Майор Анри, как минимум вы должны назвать нам имя этого человека.
Анри смерил его презрительным взглядом:
– Вы явно ничего не знаете о том, как работает разведка, мэтр Деманж! – Он махнул в его сторону фуражкой. – Офицер носит в своей голове секреты, которые непозволительно знать даже его фуражке!
Дрейфус снова вскочил на ноги.
– Это возмутительно!
И опять Морель ударом молотка призвал его к порядку.
– Майор Анри, – сказал Морель, – мы не будем требовать, чтобы вы назвали его имя, но можете ли вы подтвердить своей честью, что ваш источник указал на капитана Дрейфуса как на предателя?
Анри медленно поднял свой толстый палец и указал им на фигуру Христа над головами судей. Голосом страстным, как у священника, он провозгласил:
– Клянусь!
Тем вечером я описал происходившее Мерсье.
– В вашем пересказе все это выглядело весьма театрально.
– Я думаю, что можно с уверенностью сказать: если майор Анри когда-нибудь уйдет из армии, Комеди Франсез примет его с распростертыми объятиями.
– Но дали ли его показания желаемый эффект?
– С точки зрения театрала, постановка была первоклассной. Имеет ли она юридические перспективы – вопрос другой.
Министр откинулся на стуле и сложил пальцы домиком.
– Какие свидетели ожидаются завтра? – задумчиво спросил он.
– Утром графолог Бертийон, днем защита представит свидетелей добропорядочности Дрейфуса.
– Кого?
– Друзей семьи – бизнесмена, доктора, главного раввина Парижа…
– Боже мой! – воскликнул Мерсье. Я впервые видел у него эмоциональный всплеск. – Что за нелепость? Как вы думаете, немцы допустили бы такой цирк? Кайзер просто поставил бы предателя в своей армии к стенке и расстрелял! – Он поднялся со стула и подошел к камину. – Вот одна из причин, почему мы проиграли в тысяча восемьсот семидесятом – у нас совершенно отсутствует безжалостность. – Министр взял кочергу и принялся свирепо ворошить уголь, отчего вверх полетели искры.
Не зная, как на это реагировать, я промолчал. Признаюсь, я сочувственно относился к его трудной ситуации. Мерсье вел борьбу не на жизнь, а на смерть, но при этом не имел возможности использовать свои лучшие войска. Спустя несколько секунд он, не сводя глаз с пламени, сказал: