Офицер и шпион

– На следующей неделе капитан Дрейфус предстанет перед военным судом и перед теми самыми людьми, которые убеждали меня, что он признается, и с неменьшей уверенностью говорили, что суд признает его виновным. Но я научился принимать меры предосторожности, если вы меня понимаете.

– Абсолютно.

– Правительство зажарят заживо, если процесс пойдет не так. Вы уже читали прессу: «Процесс будет замят, потому что этот офицер – еврей…» И вот что мне нужно от вас. – Мерсье поставил локти на стол и заговорил очень тихо и нарочито: – Я хочу, майор Пикар, чтобы вы посещали заседания каждый день от моего имени и каждый вечер докладывали мне, что видели. Мне нужно от вас не «он сказал то-то и то-то…» – это может любой секретарь, владеющий стенографией. Расскажите мне о происходящем как писатель. Расскажите, как выглядит обвинение. Посмотрите на судей, изучите свидетелей. Я не могу присутствовать на суде лично. Это придало бы процессу политическую окраску. Поэтому вы будете моими ушами и глазами. Можете сделать это для меня?

– Да, генерал, – ответил я. – Для меня это честь.

Я вышел из кабинета Мерсье, сохраняя отвечающее случаю серьезное выражение. Но, дойдя до площадки, повернул голову на портрет Наполеона. Личное поручение военного министра! И не только это – я должен стать его глазами и ушами! Я рысцой спускался по мраморным ступеням, а по моему лицу расплывалась широкая улыбка.

Первое заседание военного трибунала было назначено на вторник, 19 декабря, в здании военного суда, мрачного старого сооружения, стоящего на улице ровно против тюрьмы Шерш-Миди, а закончиться все должно было за три-четыре дня. Я очень надеялся, что к вечеру воскресенья все завершится: у меня были билеты в «Саль д’Аркур» на первое публичное исполнение прелюдии «Послеполуденный отдых фавна» мсье Дебюсси[39].

Я прибыл в суд заранее. На улице еще стояла темнота, когда я вошел в переполненный вестибюль. Первым, кого я увидел, был майор Анри, который при виде меня удивленно дернул головой.

– Майор Пикар! Что вы здесь делаете?

– Министр поручил мне посещать заседания в качестве его наблюдателя.

– Бог ты мой! Неужели? – Анри сделал важное лицо. – Ну, мы в эти дни на заоблачных вершинах? Значит, вы будете его стукачом? Нужно в вашем присутствии языку волю не давать! – Анри пытался говорить это с шутливой интонацией, но я видел: он оскорблен и с той минуты меня всегда остерегался. Я пожелал ему удачи и поднялся по каменной лестнице в зал судебных заседаний на втором этаже.

Строилось это здание как монастырь – с низкими, толстыми аркообразными дверями и тщательно оштукатуренными белыми стенами, в которых имелись маленькие углубления для икон. Зал, отведенный для слушаний, был едва ли больше классной комнаты, и в него уже набились репортеры, жандармы и те особые представители публики, что проводят время, посещая судебные процессы. В дальнем конце на платформе, возведенной под стенной росписью, изображающей распятие, стоял длинный стол для судей, покрытый зеленым сукном. Окна были занавешены коврами, я так и не понял, с какой целью: то ли чтобы укрыться от любопытных глаз, то ли чтобы защититься от декабрьского холода, но эффект они создавали на удивление зловещий. Перед судейским столом стоял простой деревянный стул для арестованного, который должен сидеть лицом к судьям, небольшой стол за ним для его адвоката и еще один неподалеку – для обвинителя. Стул чуть в стороне и за судьями предназначался мне. Сидеть зрителям было не на чем, они могли только опираться на стены. Я достал блокнот и карандаш и сел в ожидании. В какой-то момент появился дю Пати, а сразу же за ним – генерал Гонз. Они осмотрели помещение и вышли.

Вскоре после этого стали появляться основные игроки. Мэтр Эдгар Деманж, адвокат Дрейфуса в черной экзотической мантии и черной цилиндрической шапке, в остальном же он внешне являл собой образец туповатого фермера средних лет с широким, чисто выбритым лицом и косматыми баками. В качестве обвинителя выступал Бриссе – тонкий, как трость, в майорской форме. Наконец появились семь военных судей, тоже в форме, – полковник, три майора и два капитана – во главе с председателем суда полковником Эмильеном Морелем, растрепанным, болезненного вида пожилым человеком, позднее я узнал, что он страдал от геморроя. Председатель занял место в центре длинного стола и обратился к суду брюзгливым голосом:

– Приведите обвиняемого!

Все глаза обратились в заднюю часть зала – там открылась дверь, и вошел Дрейфус. Он чуть горбился из-за долгого ограничения подвижности, посерел от измождения и темноты в камере, похудел от плохого питания – за десять недель он состарился на десять лет. И все же, войдя в помещение в сопровождении лейтенанта Республиканской гвардии, Дрейфус дерзко поднял голову. Я даже уловил некое ожидание в его походке. Возможно, у Мерсье были основания для волнений. «Ни дать ни взять важная персона, – записал я, – и рвется в бой». Дрейфус остановился перед полковником Морелем и отсалютовал.

– Назовите ваше имя, – откашлявшись, сказал Морель.

– Альфред Дрейфус.