Одноклассницы

Оксана открыла один глаз и тут же зажмурилась. В голове полыхнул взрыв. Через минуту она открыла его снова, но осторожненько, с прищуром. На соседней подушке лежала короткостриженая русая макушка. Оксана приподняла голову. Теперь хорошо стало видно ухо. Ухо как ухо. Чистое. Словно почувствовав ее взгляд, парень повернулся и сонно зевнул.

«О, привет, подруга!»

Молодой, скуластый, с хорошими зубами. Оксана воззрилась на парня с недоумением и попыталась напрячь память. В памяти гремела музыка, позвякивали бокалы, в эпилептическом припадке бился свет. Больше ничего видно не было.

«Алексей?» – предположила Оксана.

«Не угадала,» – заржал парень. – «Еще попытка.»

«Да ну тебя. Сам скажи. Думать больно,» – попросила Оксана. – «И где это мы?»

Интерьер небольшой комнаты был аскетичен: две полуторных кровати, на одной из которых они и спали, два письменных стола, придвинутых друг к другу, встроенный шкаф, выкрашенный краской в цвет стен.

«Общага что-ли?» – высказала догадку Оксана.

«Она самая,» – подтвердил неизвестный любовник. – «Я Антон, кстати.»

Имя Оксане ничего не говорило. «А где Алексей?» – на всякий случай спросила она.

«Это мой сосед,» – кивнул головой на пустую кровать парень. – «Он домой на выходные уехал. Я же тебе вчера говорил, не помнишь?»

Ага. Ситуация начала проясняться. Значит это общага железнодорожного колледжа. Сегодня воскресенье. Осталось выяснить время. Оксана пошарила глазами по комнате. Её одежда была свалена на стуле, каблуки туфель торчали из-под кровати у противоположной стены, сумка лежала на полу посреди комнаты.

«Дай сумку, а? И водички попить,» – жалобно попросила она.

«Не вопрос,» – спрыгнул с кровати парень. Оксана бесцеремонно разглядывала его, и сама себе завидовала. Невысокий, но крепкий, ладный, хорошо сложенный. И какого черта она опять ничего не помнит? Обидно. Как выпьет, так память отшибает начисто.

«Антон, тебе сколько лет?» – поинтересовалась она.

«Двадцать один. А тебе?»

«Хам, кто же девушек о возрасте спрашивает?» – беззлобно отозвалась она и вздохнула. – «Туалет в конце коридора, разумеется? Отвернись.»

Оксана выпила любезно растворенный в стакане случайным любовником аспирин и начала собираться.

«Я тебе телефончик дам, позвони ближе к выходным,» – морщась влезала в узкие туфли Оксана.

«Ты уже дала,» – сообщил парень, ухмыляясь.

«Я много чего вчера дала, смотрю. Расщедрилась. Как хоть было то? Ничего?»

Антон лыбился.

«Значит ничего,» – сделала вывод Оксана. – «Ладно. Пока. Увидимся.»

Было уже за полдень. Нужно было забрать Димку от мамы, добраться до дома, выпить холодного пива и завалиться отмокать в ванну. Мать выносила ей мозг каждое воскресенье, называя гулящей и требуя угомониться наконец и перестать таскаться по клубам, но Димку брала. Что значит перестать? А зачем тогда жить? Она всю неделю ждет выходных, чтобы оттопыриться. Ну и что, что ей двадцать девять? Не полтинник же, в конце концов. А чем еще по выходным заниматься? Крестиком вышивать? Да и вообще, в семье непьющих не было. И где знакомиться с мужиками, если не на гулянках. Необходимость знакомства с приличным мужиком не отрицала даже мать. Правда критерии у них были совсем разные. Главное – имена запоминать. Впору было записывать их в начале вечера. С памятью творилось что-то неладное.

Марина. 30 лет.

Пользуясь последними погожими солнечными сентябрьскими деньками Марина старалась гулять с детьми больше, чем обычно. Четырехмесячный Даня безмятежно сопел в коляске, четырехлетняя Даша носилась вокруг вприпрыжку, разыскивая в траве под деревьями округлые, гладкие, матово-поблескивающие каштаны и набивая ими карманы. Когда место в карманах заканчивалось, что случалось довольно скоро, она ссыпала добычу в мамину сумку и продолжала собирательство. Марина, стараясь остаться незамеченной, потихоньку выбрасывала их обратно в траву.

Отвлечь Дашу от увлекательного занятия могли только кленовые листья. Нестерпимо желтые, ажурные они устилали землю сплошным ковром. Букетами из засохших и свернувшихся в трубочки кленовых листьев дома были уставлены все горизонтальные поверхности. Живописным дополнением к ним служили ярко-красные гроздья рябины. Забравшись на вкопанную в землю выкрашенную в синий цвет шину, служившую ограждением для увядающей клумбы, Даша дотянулась до ветвей рябины и отломила одну гроздь – тяжелую, глянцевую, с парой побуревших листьев и тут же выронила от испуга.

«Ай-ай-ай, как же тебе не стыдно деревья ломать? Хулиганка малолетняя,» – заголосила неслышно подкравшаяся сзади бабка. – «Зачем тебе эти ягоды? Поиграешь и выбросишь. А птицам зимой кушать нечего будет.»

Даша замерла на шине, точно испуганный заяц под кустом. А бабка, пригвоздив беззащитную жертву к месту, распалялась: «Совсем родители вас не воспитывают. Зачем только рожают? Все деньги, деньги гребут. Мало им. Вот вы и вырастаете наглыми и безответственными. Гневные рассуждения завели бабку, как водится, в такие дебри, которые к сорванной ветке отношение имели весьма отдаленное. Каждый раз, когда она тыкала в Дашу пальцем, та вздрагивала.