Дима
В редакции, куда Дима прибыл ровно к официальному, в тринадцать ноль-ноль, обеду, его захватила обычная круговерть. Ответсек требовал заголовок к его статье про коробейников в электричках, отдел кадров прицепился с фотографией на новый пропуск, коллега Кирка, ввиду жары почти обнаженная и возбужденная, завлекала его на совместное кофепитие…
Когда он удовлетворил все просьбы и требования и засел наконец в кабинете, уже четыре пробило.
Включил кондиционер, победил искушение снять ботинки с носками, плюхнулся в кресло и забросил ноги на стол. Какие, значитца, будут первоочередные действия?
Хорошо бы, конечно, еще раз с опером повидаться, который дело об убийстве Коренковой ведет. И ее мамашку еще потрясти. И, для комплекта, паре Леночкиных одноклассников, чьи телефоны он уже добыл, стрелки назначить. Но все это терпит. А наипервейшая сейчас задача – умаслить Надьку.
Подруга дулась на него второй день, и давно пора с ней помириться.
Полуянов, конечно, и раньше, в те моменты, когда его целиком захватывала очередная статья, обращал на бессловесную Митрофанову мало внимания. Молча принимал ужины, чистые рубашки и ненавязчивое Надино присутствие рядом. Ел, бездумно пялился в телевизор и даже выслушивал какие-то Надюшкины разглагольствования, а сам неустанно, шестеренки в голове аж скрипели, раздумывал над новой темой.
Но в этот раз, пожалуй, он с
Он ведь помнил Надежду в ее бытность старшеклассницей – их матери дружили, вот и детям иногда приходилось общаться. Сам Полуянов в те времена уже учился на журфаке и на скромную с виду школьницу внимания почти не обращал. К тому же Надюшка всегда казалась ему чрезмерно зажатой, заученной – типичная последняя девственница. На такую сил потратишь изрядно, а прогноз, как выражалась по разным поводам мамуля-врач, все равно получается сомнительный. Никакого сравнения с раскрепощенными и любопытными до симпатичных мужиков журфаковками.
Но сейчас выходит, что Надька-тихоня его в те годы обманывала. Выглядела типичной пай-девочкой, а сама, оказывается, ликерчиками баловалась. И покуривала. И в кабаках бывала – причем, заметьте, отправлялась туда вся в обтяжку. И, с виду записная скромница, даже отбивала у подруг мужиков…
От одной мысли, что у Надюхи когда-то были
А Надька (хотя сейчас при встречах всегда глаза опускает) с ним раньше, оказывается, в обнимку ходила. Вместе лазили по киношкам, считали звезды, наверняка, как и положено подросткам, обжимались… И хотя подруга уверяет его, что Степан ей – всего лишь бывший одноклассник, а попросила, чтоб он, Полуянов, попытался в Ленкиной гибели разобраться. И по возможности отмазал бывшего одноклассничка от справедливого возмездия. Фу.
Хотя, с другой стороны… Чего он как старая бабка? Будто сам святым был! Такие дела с пацанами творили, бедную мамулю едва до инфаркта не довел! И с медсестрой из мамулиной поликлиники у него настоящая
И вообще: нужно с Надюхой просто поговорить. Выслушать, так сказать, ее версию. Пусть колется: и про то, как с Коренковой в кабак сходила. И про школьную любовь со Степашкой…
Дима ногой потянул к себе телефон. По памяти отщелкал Надькин рабочий номер. И нарвался на ее начальницу, противнейшую тетку. Та радостно сообщила:
– А Митрофанова сегодня на работу не явилась!
– То есть как не явилась? – слегка опешил Полуянов.
Надька же вроде встала, как обычно, в семь. И он сквозь сон слышал, как она бешеной белкой носилась по квартире. Явно к началу первой смены торопилась, опаздывала…
– Сначала позвонила, что задерживается, а потом и вовсе сказала, что не придет, – отрапортовала библиотекарша.
– Ладно, спасибо, – поблагодарил Дима.
И немедленно набрал Надюхин мобильник.
Сначала трубку долго не снимали, а когда наконец прозвучало Надино нежненькое «алле», Полуянов в изумлении услышал в качестве фона к их разговору пение птиц. И, кажется, шум деревьев. Что еще за поездка на пленэр в рабочее время?!
И он, входя в непривычное амплуа ревнивого мужа, вопросил:
– Ты почему на работу не пришла? И вообще ты где?
– Ой, я… – растерялась Надя. – Да я за городом. У меня тут дела возникли…
«На-дя! Чай сервирован!» – услышал Полуянов чей-то далекий вскрик и еще больше обалдел. Но не выяснять же отношения по мобильнику!
И он вкрадчиво произнес:
– Тебе, значит, чай уже сервировали. Ну, пей. А я-то тебя сегодня вечером хотел в ресторан позвать. Где-нибудь в центре…
– Вечером? А во сколько? – тут же заинтересовалась Надюха.
– Да хоть в шесть!
– Нет, – отказалась она. – К шести, да еще в центр, я не успею.
Похоже, действительно куда-то далеко от Москвы забралась.
– А во сколько успеешь? – продолжал давить он.
– Ну, не раньше восьми, наверно… – протянула она. И вдруг предложила: – Или знаешь что? Если в шесть, то давай здесь, за городом, встретимся.
– В том месте, где тебе чай
– Сюда я тебя пригласить не могу, – спокойно парировала Надежда. И смягчила тон: – Но мы можем встретиться в «Адмирале». – И уточнила: – Это яхт-клуб по Дмитровке, тут и ресторан есть…
Про «Адмирал» Дима слышал – очень понтовое, дорогое и не шибко вкусное место. Ишь ты, Надюха, как сегодня приподнялась! К ужину небось на яхте пожалует?
– Ладно, как скажешь, – согласился он.
– Тогда в ресторане «Адмирал». На террасе. В шесть, – уточнила Надежда.
И положила трубку. А Полуянов взглянул на часы и торопливо выбежал из кабинета. Хотя его «Мазда» и скоростная, а к шести, да еще за город, он может не успеть.
Но, будучи истинным джентльменом и неплохим гонщиком, он появился в «Адмирале» за десять минут до назначенного времени. Устроился на террасе, смиренно выдержал брезгливый взгляд официанта, обращенный на его простецкие джинсы, и в стиле местных понтярщиков заказал себе «Перье» с долькой лимона.
Надежда пожаловала ровно в восемнадцать ноль-ноль. Привезли ее ни много ни мало на спортивной «бэхе» – новехонькой, лакированной, с откидным верхом. Шофер распахнул перед девушкой пассажирскую дверцу, Митрофанова царственно выплыла из машины. Полуянов заметил: дверь роскошного автомобиля изукрашена свеженькими светлыми вмятинами, удивительно похожими на пулевые отверстия.
Ну Надька! Ну девушка-загадка! А он-то ее всегда за скромную библиотекаршу держал! Думал, что для нее поездка в «Мазде» – наивысшее счастье…
Дима поднялся навстречу подруге, чмокнул в щечку, отодвинул стул, помог усесться, галантно предложил:
– «Перье»?
– Текилы, – коротко потребовала она.
И вполне умело велела подбежавшему официанту принести сто граммов серебряной «Ольмеки».
А едва халдей отошел, взглянула Полуянову в глаза и жалобно пробормотала:
– Дима… Я боюсь.
О нет! Только не очередной виток женских страхов!
– Ну, что еще опять?.. – устало пробормотал он.
– Меня… меня ведь тоже могут убить, – всхлипнула она. – Как Ленку… Как…
– И кто же сей злодей? – хладнокровно поинтересовался журналист.
– Наш историк, – пробормотала она. – Иван Адамович Пылеев.
И Дима еле удержался, чтобы не расхохотаться.