Одноклассники smerti

Далеко. Степан

Жизнь на хуторе близ деревни Калинки его совсем не напрягала. Дыра, конечно, страшенная. Из благ цивилизации одно электричество, а до ближайшего продуктового пять километров пехом. Сортир, ясное дело, во дворе, баня и вовсе рухнула. Впрочем, колодец функционировал исправно, и тягать из него воду оказалось даже забавно. А уж без смога и пробок на улицах – и вовсе благодать.

Бытие они с Мишкой вели самое немудрящее. По утрам, кто первый проснется, заваривал чай и строгал бутерброды. Дальше умывались из-за страшнейшей жары по расширенной программе – поливали друг друга колодезной водой из ведер. После Мишка убегал за своими натуралистическими наблюдениями в окрестные степи, а Степан, хотя сослуживец и настаивал, чтоб гость «только отдыхал», не спеша в охотку начинал хозяйственные работы.

Хутор, объяснил Мишка, ему достался в наследство от деда – лет пятнадцать назад. Раньше здесь имелись и курятник с сараем, и крепкая банька, и посадки. Но абсолютно не приспособленный к деревенской (да и вообще к жизни ) сослуживец умудрился развалить крепкое хозяйство в кратчайшие сроки. А Степа, частью от скуки, частью в благодарность за гостеприимство, взялся хуторок возрождать. Привести в порядок абсолютно запущенный, заросший бурьяном огород, ясное дело, не пытался – не его профиль, да он и не сомневался, что уж на картошку с капустой деньги всегда найдутся. А вот реанимировать рухнувший забор, разобраться, почему дымит печурка, починить нещадно бьющую током розетку – это всегда пожалуйста.

Хоть Ленка, вечная ей память, и клеймила его «никчемным интеллигентом», а минимальные навыки, из тех, что принято называть «мужскими», Степа усвоил. И теперь с удовольствием сравнивал себя с бестолковым Мишкой, который до сих пор, в двадцать семь лет, дров наколоть не может.

С этим Мишелем вообще какой-то зоопарк.

Степан смотрел на сослуживца, варил на них обоих макароны по-флотски, пил с ним водку и чай, слушал бесконечные рассказы про степных и лесных тварей и не уставал поражаться: как можно было дожить до немалых уже годов и остаться настолько целомудренным? И главное – сохранить этот незамутненный, слегка обиженный и жадный до новых впечатлений взор ребенка?.. До сих пор на полном серьезе вести, безусловно, богоугодные, но абсолютно неактуальные для современной жизни речи?! Но ведь друг, похоже, не притворялся, когда разглагольствовал, будто надо всех любить и всем прощать…