Одно Целое

– Только что? Я вот не знаю.

– Давай ещё пройдёмся, прогуляемся, может, придумаем что-нибудь, – подмигиваю я.

Мы ещё долго гуляли по городу. Заходили в кафе и бары, пили кофе и виски, смотрели выступления музыкантов. Возвратились в отель уже глубоко за полночь, разошлись по номерам и легли спать.

Наутро мы проснулись рано, несмотря на то, что поздно легли, и почти одновременно. Собрались, быстро позавтракали в кафе при отеле и полные воодушевления и решимости поехали в больницу. Радость наша, однако, в момент улетучилась. Тамары на месте не было, и куда она делась, никто не знал.

Тамара просто исчезла.

Глава 28

Всё это сугубо индивидуально. Все эти дуновения ветра, весь этот гул, проезжающих в стороне автомобилей, случайные голоса прохожих, эхом доносящиеся до твоего уха. Непростительное движение времени, замирающее лишь изредка, чтобы полушёпотом навеять тебе мысли, смешные ли, грустные ли, непонятно какие. Такие бесполые мысли, наполненные чем-то похожим на откровения. В них есть что-то странное и вечное, что-то необъятное, такое неуловимое, но цепляющее. При попытке удержать это состояние хоть на секунду – оно мгновенно растворятся. Подобно сну, в котором хочется побыть, но который прерывается чем-то похожим на звенящий будильник. Тонкая нить рвётся, а все попытки её восстановить оказываются тщетными. Ты словно просыпаешься, возвращаешься туда, куда особенно не хочешь возвращаться, всё дальше удаляясь от пространства, к которому эта нить вела.

Мы бродили между домов незнакомого района. Лена держала меня за руку, и по её немного нервному движению пальцев я понимал, что она хочет мне что-то сказать. Я пытался подобрать какие-то слова, чтобы вселить в неё уверенность, но ничего вразумительного придумать не мог. Неловкая пауза продолжала затягиваться.

– Мне кажется, я скоро уеду, – наконец начала Лена, – ещё не знаю куда и когда, и вообще зачем, но уеду. Ощущение «не по себе» слишком сильно овладело мной, я хочу от него избавиться.

– И ты думаешь, что уехать – выход, что это поможет? – спрашиваю я.

– Не уверена, но пока я не нашла никакого другого решения. Не выходит забить, отвлечься. Я не знаю с чем бороться. Меня не радует то, что радовало, перестало получаться, то, что получалось. Я всё больше и больше не участвую в процессе, а наблюдаю за ним со стороны. Я как будто не живу. Это странно, неприятно и даже страшновато, – отвечает Лена.

Мы останавливаемся, я достаю флягу с абсентом, делаю пару глотков, затем передаю её Лене. Нас пронзает порыв холодного ветра, заставляя приподнять воротники пальто. Мы встаём ближе друг к другу.

– Любое твоё решение я попытаюсь понять. Получится или нет – я не знаю, но мне очень не хочется терять тебя и тот мир, который мы создали. Его разрушение слишком болезненно, особенно в этот период неизвестности, – говорю после паузы я.

– Да уж, период богат на события, но всё, вроде как, понятно. Неизвестности нет. – Лена вздыхает. – О каком мире ты говоришь? Его уже нет, этого мира. Кто знает, может, пришло время, чтобы что-то поменять.

– Не говори так. Мысли на подобные темы всегда заводят куда-то не туда, – мой голос немного дрожит от волнения и холода вокруг.

– Я бы очень хотела уберечь тебя и уберечься самой от всего этого. Твоё неконтролируемое саморазрушение меня пугает, моя эта вялотекущая усугубляющаяся неопределённость пожирает меня. Так не должно продолжаться, – голос Лены звучит чуть увереннее моего.

– Всё ещё может наладиться, я хочу в это верить, – говорю я.

– Нечего налаживать! Всё оборвалось тогда, когда мы вернулись из больницы в этот отель, будь он неладен, в этот номер, а там ничего: ни вещей, ни документов. Ничего кроме этой треклятой записки: «Простите меня и прощайте. Будьте счастливы». Что это вообще такое? Это любовь, это уважение какое-то? Это тот самый мир, о котором ты постоянно твердишь? Неужели мы оказались не достойны личного объяснения хотя бы? – с вопросительным недоумением смотрит на меня Лена.

– Не знаю. Может, случилось что, и не было времени или возможности объясниться, – пожимаю плечами я. – Мне до сих пор не верится, в то, что так всё произошло. Это получается, Тамара сбежала из больницы, дождалась, когда мы покинем отель и поедем к ней, затем забрала вещи, оставила записку. И всё? Как-то, я не знаю, слишком круто, ловко, хладнокровно. Да и не предвещала ничего такого наша встреча накануне. Вспомни. Всё начинало налаживаться как-то.

– Начинало и перестало. Факты на лицо. Я не очень-то верю в эти теории заговора, на которые ты тут намекаешь. Но даже если это было что-то «шпионское и хладнокровное» в тот момент, даже если это был опять какой-то непонятный порыв, как тогда, перед аварией. То потом же можно позвонить, написать, поговорить. Прошёл не день, не два. Три месяца почти прошло, – Лена постепенно сбавляет обороты повышенных тонов. – По-моему, всё очевидно. Нужно принять расставание, пережить его и идти дальше.