Одно сплошное Карузо (сборник)

Главным редактором тогда был опытный боевой конь социалистического реализма знаменитый партийный журналист и писатель Борис Полевой, автор хрестоматийной в рамках советской литературы «Повести о настоящем человеке». Перо его соотносилось с пером Катаева в той же пропорции, в какой, скажем, кудахтанье несушки соотносится с пением майского соловья, у него не было никакого ощущения литературы, но в принципе он был человек незлой и даже с некоторым, я бы сказал, положительным зарядом. Первые годы своего правления он во всяком случае старался не мешать. Знаю, старики, что вы тут все собрались такие левые ребята, сказал он авторам и редакции при вступлении на трон, но все-таки давайте попробуем, может, вам и удастся отсидеться за моей широкой жэ.

К удовольствию всей редакции, кабинет главного чаще всего пустовал. Полевой, один из основных советских «борцов за мир», постоянно кочевал, то и дело выходил на передовую идеологической борьбы – то на Елисейские Поля, то на Пикадилли. В его блистательном присутственном отсутствии или, наоборот, в отсутствующем присутствии удалось напечатать немало так называемых противоречивых произведений, иными словами, кое-что стоящее. Приезжая, он устраивал шумные скандалы – что-то вы тут, старики, распоясались вкрутую! – собирал редколлегию, разносил редакцию, но тут боевая труба Всемирного Совета Мира звала его в новые походы, и вещи, едва ли им не загубленные, появлялись на страницах журнала.

Именно таким образом мне удалось в те времена напечатать две самые свои «непроходимые» штуки – рассказ «Победа» и повесть «Затоваренная бочкотара». Несмотря на постоянное битье в комсомольских и других реакционных органах печати, увеличивался и авторитет молодых авторов «Юности». В середине шестидесятых годов редколлегия пошла на дерзейший шаг, включив в свой состав главу тогдашних бунтарей Евтушенко и меня.

Все это, разумеется, не могло произойти без одобрения или хотя бы уклончивого попустительства Старой площади, то есть отдела культуры ЦК, но дело в том, что в те времена и в этой почтенной организации не установилось еще свинцового единства мнений на литературный процесс. У «Юности», да и вообще у либеральной части советской интеллигенции, были если и не союзники, то доброжелатели среди иных в самом деле просвещенных партийцев.

Примером такого доброжелательства можно считать знаменитую статью тогдашнего редактора «Правды» «Партия и интеллигенция», в которой автор предостерегал от прежних вульгарных методов обращения с творческими людьми. В качестве иллюстрации таких вульгарных методов автор приводил анекдотическое письмо ялтинских таксистов писателю Аксенову. Письмо это было инспирировано газетой «Известия» как возмущенная реакция трудящихся на мой рассказ «Товарищ Красивый Фуражкин», напечатанный незадолго до этого в «Юности».

Популярность и влияние журнала становилась все выше. Читатели «Юности» превращались в своего рода многомиллионный клан. Проявились даже некоторые элементы коммерческого подхода. Эмблема журнала, рисунок литовского графика Стасиса Краускаускаса «Девушка с веточкой во рту», стала распространяться в виде почтовых открыток, этикеток для конфет и спичечных коробков, брелоков для ключей и так далее.

В вооруженных силах между тем по приказу идеологического динозавра Епишева журнал был самым решительным образом запрещен. Однажды, возвращаясь из-за границы, я оказался в одном вагоне с демобилизованными солдатами советской группы войск в Венгрии. Подвыпив, ребята рассказывали о разных своих художествах и вольностях, которые они, такие смельчаки, выкидывали по отношению к своему командованию.

Входит «помпа» (то есть помполит, политрук, комиссар), а я стою возле своей койки в тренировочном костюме, курю «Астор», а в руках у меня журнал «Юность»… Ты что, говорит помпа, читаешь, Семенов, тудыттвоюналево, разве не знаешь, что запрещено? – Нет, говорю, не знаю, товарищ старший лейтенант, покажите, где это написано. – Да я тебя на губу отправлю, Семенов! – Привет, а я уже в дембеле, уже «Юность» читаю и на все кладу.

Вот еще один сейчас вспомнился смешной поворот этой военно-литературной темы. Года два назад в Чикаго случилось мне быть в русском ресторане. Посетители меня узнали, потому что за день до этого я выступал там в русско-еврейском клубе. Подошел один крепыш лет тридцати пяти. А вы знаете, господин Аксенов, я в свое время из-за вашего рассказа в журнале «Юность» получил пять нарядов вне очереди. Как так? А вот так: служил я в танковых войсках, где – сказать не могу, сами понимаете, военная тайна. Проводит у нас «помпа» идеологическое собрание. Надо, говорит, товарищи солдаты, осудить рассказ этого Аксенова «Местный хулиган Абрамашвили». Вот ты, Гершкович, и начни. А чего же, говорю, его осуждать, рассказ хороший, говорю, жизненный. Ах так, говорит, Гершкович, пять нарядов, говорит, тебе вне очереди!