Одно сплошное Карузо (сборник)

Вспоминается один из выездов для встречи с читателями, а именно в Ленинград, на поля Мандельштама. «В Петербурге мы сойдемся снова, словно солнце мы похоронили в нем», – восторженный голос молодой Беллы оглашал Невский проспект. Мы шли за ней мимо Казанского собора в сторону Мойки, «блестящая плеяда журнала «Квершнитт». Солнечный морозный день, блестят купола униженной столицы, в хмельных парах шествует группа странных людей. Прохожие оборачиваются – что, мол, за публика – стилягами не назовешь, да и на иностранцев не очень-то смахивают, хоть и говорят стихами, ээ-ээ, братцы, да это же блестящая плеяда журнала «Квершнитт», никто иные… Так жарко, так невыносимо жарко! Белла смахивает с ноги свои бальные туфельки. Одна тонет в пушистом сугробе, другая уплывает в неизвестность на крыше троллейбуса. Можно и босиком, если Невский вымощен дактилями, ямбами и амфибрахиями!..

Все эти застолья, капустники, пароходные прогулки, пьяный футбол в подмосковной роще, все эти встречи с Жан-Полем Сартром… Мой Сартр, сказал философу один из поэтов «Юности», как будто продолжая классическое:

– Дай, Джим, на счастье лапу мне…

У авторов «Юности» и у руководства журнала в воображении, разумеется, существовали две разные модели этого печатного органа. В сущности Союз писателей СССР выпустил из бутылки джинна молодой послесталинской литературы, а потом в течение порядочного числа лет осторожно старался затолкать его обратно.

У Полевого иной раз в спокойные периоды возникала идея журнальной жизни как продолжительного и весьма приятственного чаепития. Калачи, печатные пряники; угощайтесь, Жан-Поль, мы тут все свои; о’кей, сказал старик Макей; Леопольд, распорядитесь насчет второго чемоданчика, то есть самоварчика; ну-с, товарищи, за чистое небо планеты… Итак, в приятной спокойной атмосфере проводим акцию с противоречивым сторонником мира, который своими глазами может наблюдать отсутствие казенщины и присутствие относительно независимых талантов, с которыми обращаемся по завету учителя осторожно, как с сырыми яйцами. Тут уж вовремя и приятный звоночек по вертушке. Все в порядке, Андр Укич, находим точки соприкосновения, то есть соприкасаемся в горячих точках, нет, только чай пьем, наш русский, калининского расклада, обстановка в журнале хорошая, деловая…

Чаепития иногда нарушались, когда назойливо влезала «другая модель» с какими-то нелогичными, так сказать, произведениями, наводящими на знобящую мысль, что социалистические изменения в природе обратимы. Тогда корявыми буковками писались на полях сокрушительные ремарки. Скрещения рук, говорите, скрещения ног, судьбы, говорите, скрещения? Это еще откуда такую пошлость выкопали? А это еще что за такую дикую затоваренную бочкотару выкопали? Что это за бестактные намеки, что за беспринципное отношение к бочкотаре?

К слову сказать о «Бочкотаре» нашей разлюбезной. Мне всегда доставляет удовольствие видеть, что повесть эта, публикация которой в «Юности» все же состоялась во время боев за мир на Пелопонесском полуострове, до сих пор не забыта в Советском Союзе. Пужают ею малых людей комсомольской словесности; смотрите, мол, не впадите в авангардизм-модернизм-формализм, не катитесь за «Затоваренной бочкотарой», а то так и закатитесь вслед за ней на «заокеанские задворки».

Старая «Юность», между прочим, на заокеанских задворках имеет не такой уж плохой приусадебный участок. Марк Купер, который позвонил мне из Бостона и напомнил о юбилее, даже высказал презабавнейшую идею о юбилейном выпуске журнала за пределами одной шестой части земной суши. Мы стали вспоминать, кто где, и пришли к выводу, что авторов, когда-то выступавших под знаменами «Юности», на «задворках» вполне достаточно. Вот вам прозаики – Анатолий Гладилин, Феликс Кандель, Ицхокас Мерас, братья Шаргородские, ваш покорный слуга, Фридрих Горенштейн, Георгий Владимов, Владимир Войнович (последние двое, если и не печатались в журнале, то были частыми героями его критических статей), в этой же роли фигурировал и Владимир Максимов, вот вам поэты – Наум Коржавин, Андрей Кленов, Виктор Урин, вот вам скульптор Эрнст Неизвестный, о котором не раз писал журнал в хорошие времена, вот график Павел Бунин, вот литературоведы и критики Раиса Орлова и Лев Копелев, вот артистка театра им. Станиславского Жанна Владимирова, о чьей Антигоне в свое время столь восторженно писал журнал, вот вам и мировые и олимпийские чемпионы фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов, когда-то делившиеся с читателями «Юности» своими ледовыми тайнами, вот вам, наконец, писатель Илья Суслов, начинавший в начале шестидесятых годов свою литературную карьеру в качестве заведующего редакцией журнала и бывший в те времена заводилой всех дискуссий, «зеленых ламп», «голубых огоньков», «аэлит», «синих птиц». И так далее, и так далее, многие авторы еще не названы и даже не обнаружены…