Одно сплошное Карузо (сборник)

В прошлом году на конференции в Лос-Анджелесе вдруг оказалось, что у нас есть группа молодых, что отрадно. Юношами этих ребят можно назвать только с точки зрения тов. Кириленко, который однажды сказал на Политбюро, что в Стране Советов 70 лет – это средний возраст, но в общем-то это писатели, только еще подходящие к сорока, начавшие издаваться, а то и просто писать уже в эмиграции и успевшие проявить отменную талантливость. И вдруг оказалось, что группа выступает с позиции обиды, ей недодали славы. Старики, хапавшие славу в избытке еще в Советском Союзе, и здесь оказались фаворитами, о них пишут газеты, с ними заключают договора издательства, и это несмотря на то, что они привезли в чемоданах членские книжечки Союза писателей СССР.

За курицей славы можно охотиться (хотя бы гуляя по веревке между небоскребами), но требовать ее передачи от одного лица к другому как-то конфузно. Можно также и вспомнить, что советская «слава» стариков была сопряжена с бесконечным многолетним битьем, а членские книжечки пропали: все прибыли исключенными.

Почему-то упорно забывается, что время нашего прихода в литературу было совершенно иным в сравнении с современным брежневизмом. Мы шли на волне общенародной искренности, надежд, вообще на мажорной такой ноте. Как-то я с удивлением прочел в парижской «Русской мысли» статью Сергея Юрьенена[270] о шестидесятых годах. Этот молодой писатель был тогда еще полнейшим юношей, если не мальчиком, но он признается в том, что каждое утро испытывал то, чем была охвачена вся наша литературная генерация, – ощущение нарастающего праздника.

Мы были внутри советской литературы и не собирались ее разрушать, но лишь намерены были ее изменить. Порой нам даже казалось, что мы их преодолеваем. Наивности достало, чтобы снисходительно уже посмеиваться над карикатурной триадой «кочетов – софронов – грибачев». Наивность этого праздничка, этого фальшивого советского ренессанса, обернулась потом поучительным похмельем, но все же это был праздник, господа, и мы оставляем его за собой.

Откровенно говоря, я вовсе не против литературных склок и даже мирюсь с мегаломаническими претензиями. Пожалуй, все это входит в нашу игру, пожалуй, без этого вступит в силу мертвечина советских пленумов. Однако одно условие, мне кажется, непременно должно соблюдаться – присутствие юмора и самоиронии, хотя бы легчайшей. Когда Игорь Северянин говорил: «Я гений Игорь Северянин, своею славой опьянен»[271], он давал возможность не только восхититься, но и посмеяться.

Могут возразить, что это не в русских-де традициях, что именно «звериная серьезность» больше соответствует национальному духу, как и авторитарный-де режим больше соответствует Руси, чем демократия…

Вот тебе на, подкатился к краю нынешней бурно-кипящей дискуссии, какой соблазн высказаться по поводу письма А. И. Солженицына президенту Рейгану, вернее, по одному пункту этого письма, остановившему почтительнейшее чтение.

Солженицын в этом пункте указывает на то, что если в России к власти придут люди, разделяющие его взгляды, то тем, кто желает покинуть «нашу неудачливую страну», будут несомненно открыты «выходные ворота». Надеюсь, что Александр Исаевич просто случайно в этой связи не упомянул и «входных ворот», ведь существуй двухстороннее движение, может быть, и страна-то стала бы не столь неудачливой.

Говоря о «русских традициях», хочется почаще вспоминать и традиции новгородского Веча, этой старейшей европейской демократической институции.

Я уже говорил, что нам в наших спорах явно недостает сослагательного наклонения. Уставшие от советского молчания писатели на Западе высказываются лишь в непререкаемом вещательном тоне, как если бы имея перед собой трепещущую от благоговения аудиторию, по которой только и проходит шепотком: «Слушайте, слушайте».

Сравнительно недавно я натолкнулся на статью господина Хазанова[272], в которой он запросто утверждает, что вся русская культура после 1910 года (смерть Л. Н. Толстого?) находится в состоянии полного упадка и в унижении перед культурой Запада. Русская культура, литература в частности, не выдвинула никаких новых идей, не предложила нового стиля, в лучшем случае имитирует западные духовные и эстетические движения.