Одним пальцем

– Тут у тебя будет конкурент – Миген, – заметил я. Миген минуту назад отошла в сторону и стояла сейчас, опустив руки, посреди газона, напоминая птичку, обдумывающую, что бы ей клюнуть.

Через мгновенье она вернулась к нам и сказала без обиняков:

– Знаете, мне сегодня надо уже домой.

– Что так? – поразился я.

Она покраснела, но продолжала с нервной поспешностью:

– С вашей стороны было страшно мило пригласить меня. Я думаю, что ужасно отравляла вам жизнь, но мне было тут так хорошо! Только теперь мне надо возвращаться домой. Как бы то ни было, человек не может все время быть в гостях. Я так думаю, что отправлюсь прямо сейчас, с утра.

Мы с Джоан пытались уговорить ее переменить свое решение, но она заупрямилась, и Джоан, волей – неволей, вывела машину, а Миген пошла наверх и через пару минут вернулась с чемоданчиком.

Единственной, кого это очевидно обрадовало, была мисс Партридж, на нахмуренном лице которой появилась наконец улыбка: Миген она не слишком-то жаловала.

Когда Джоан вернулась, я стоял посреди лужайки.

Она спросила – не собираюсь ли я, случайно, делать солнечные часы.

– С чего это вдруг?

– А ты стоишь, словно их стрела. Только надо было бы повесить табличку, что ты всего – навсего хочешь показывать точное время. А то вид у тебя словно бы у громовержца.

– Настроение неважное. Сначала Эме Гриффит – (Господи! – пробормотала Джоан, – надо будет еще извиниться за эту зелень!) – а потом Миген. Я думал взять ее на прогулку к Ледже Тор.

– С поводком и ошейником? – спросила Джоан.

– Что – что?

– Я сказала: с поводком и ошейником? – громко и отчетливо повторила Джоан, направляясь к огороду. – У хозяина пропала собачка – так оно у тебя получается!

4

Признаюсь, меня действительно раздосадовал внезапный уход Миген. Надо полагать, ей с нами стало скучно. В конце концов, у нас и впрямь не слишком много развлечений для девушки. Дома у нее хоть младшие братья и Элси Холланд.

Услышав шаги Джоан, я быстро убрался в сторону на случай, если у нее не прошла еще охота продолжать шуточки насчет солнечных часов.

Оуэн Гриффит заезжал к нам перед самым обедом, огородник ждал его у дома с грузом зелени. Пока старый Адамс грузил ее в машину, я пригласил Оуэна пропустить по стаканчику. Остаться на обед он не захотел.

Когда я принес шерри, мне стало ясно, что Джоан уже перешла в наступление.

Не было ни следа какой – либо неприязни. Свернувшись в уголке кушетки, она чуть ли не мурлыкала, словно кошка, и расспрашивала Оуэна о работе, о том, нравится ли ему быть практикующим врачом и не предпочел ли бы он узкую специализацию. Она сама, дескать, считает медицину одной из самых интересных вещей на свете.

Что ни говорите, у Джоан как у слушательницы – прирожденный талант! А поскольку на своем веку она выслушала уже массу горе – гениев, растолковывавших ей, почему мир их не понимает, слушать Гриффита для нее было детской игрой. Еще прежде, чем мы добрались до третьей рюмки шерри, Оуэн уже толковал ей о какой-то чертовски тяжелой болезни в таких выражениях, что кроме коллег по профессии вряд ли кто понял бы хоть слово.

Джоан слушала внимательно и с глубоким интересом.

В первый момент у меня прямо желчь разлилась. Это уж подлость со стороны Джоан. Гриффит – слишком хороший парень для того, чтобы вот так издеваться над ним. Женщины и впрямь змеи.

Потом я обратил внимание на профиль Гриффита, на его энергичный подбородок и твердую складку губ и как-то потерял уверенность в том, что все это бумет только развлечением для Джоан. В конце концов, мужчина не должен допускать, чтобы женщина делала из него шута. А если допускает – сам виноват. Джоан предложила:

– Послушайте же, доктор, оставайтесь у нас обедать.

Гриффит чуть покраснел и ответил, что был бы рад, но дома его ждет сестра…

– Так мы позвоним ей и объясним, в чем дело, – быстро ответила Джоан и вышла в холл к телефону.

Мне показалось, что на лице Гриффита появилась растерянность, и я подумал, что, пожалуй, он малость побаивается своей сестры.

Джоан вернулась, улыбаясь, и сообщила, что все в порядке.

Таким образом, Оуэн Гриффит остался у нас на обед и явно был доволен этим. Мы беседовали о книгах и театре, о политике и музыке, живописи и современной архитектуре.

О Лимстоке, анонимных письмах и самоубийстве миссис Симмингтон не было сказано ни слова. Мы оставили все это в покое, и Гриффит, по-моему, был счастлив. Говорил он занимательно и остроумно, его смуглое печальное лицо прояснилось.

Когда он ушел, я строго напомнил Джоан:

– Слишком он хороший парень, чтобы строить над ним шуточки!

– Это ты так говоришь! – возразила Джоан. – Все вы, мужчины, заодно.

– А с чего это ты решила любой ценой получить его скальп, Джоан? Раненое самолюбие?

– Может быть, – ответила мне сестра.

Вечером мы обещали прийти на чай к мисс Эмили Бартон, в ее временную квартиру в городке.