Однажды темной зимней ночью…

Иными словами, подобно тому как Мюррей иногда ловил в сети залетавших в мастерскую птичек, слишком приближавшихся к его работающим станкам, так и Джо оказался пойман в сети, но исключительно ради его собственной пользы и наиделикатнейшим образом.

У меня не оставалось сомнений, что Оксбарроусы питали к Джо огромное сострадание, и я думал, что оно не до конца иссякло в их сердцах, несмотря на то что случилось впоследствии. Очень возможно, что они вообще всерьез не рассердились на Джо, а больше винили самих себя за то, что недоглядели и он в итоге снова сорвался. Конечно, мысль довольно курьезная, ведь они и так повели себя как истинные самаритяне; и все же, если их чувство шло от самого сердца, это могло означать, что они ищут способ загладить свою вину и, в свою очередь, больше оценят готовность Джо повиниться, чем, возможно, сделают первый шаг к тому, чтобы даровать ему прощение.

Впрочем, все это я узнаю, как только смогу разговорить их, думал я, и потому остановился под окнами с торцевой стороны дома в надежде, что Хелен или Мюррей выглянет посмотреть, кто к ним стучится, хотя бы из чистого любопытства. Но в окнах никто так и не появился, и тогда я пошел вдоль длинного заброшенного сада на задах дома.

В снегу среди зарослей ежевики и заиндевевших стеблей борщевика торчали треснувшие солнечные часы и несколько деревянных сараев с провалившимися крышами, дальше шла сгнившая беседка, а в самом конце сада – конура.

В ожидании, что сейчас из нее выскочит пес – нечто косматое и злобное, под стать глуши, в которой стоит дом, – я чуть помедлил, прежде чем подойти к заднему крыльцу и постучать в окно кухни.

Внутри в свете пылающей дровяной печи я разглядел, что кухня богато украшена хвойными ветками и еще три или четыре молодые елочки прислонены к стене.

Когда и на заднем крыльце тоже никто не появился, я пошел по дорожке вдоль задней стены дома, постучался в окно, потом в другое, как и первое, глухо завешенное.

На случай если кто-то из Оксбарроусов все же окажется дома, я приблизил лицо к самому стеклу и громко сказал:

– Я из церкви Святого Петра. В городе. Могу я переговорить с вами? Я не задержу вас надолго.

Это было чистой правдой. Мне действительно не следовало надолго задерживаться здесь, так как и без того придется сильно постараться, чтобы отыскать обратную дорогу в здешнем лабиринте проселков, тем более что я слабо представлял себе, какими путями добрался до фермы. А в темноте сделать это будет еще труднее.

Я снова постучался и, когда не получил ответа, начал внутренне настраиваться на то, что придется возвращаться к Джо, так и не добившись успеха в возложенной на меня миссии.

Он, конечно, расстроится, более того, затоскует, что не доживет до следующего шанса примириться с ними, но я был более чем уверен в своих способностях убедить его, что если ему так важно наладить отношения с Оксбарроусами, то Господь в своей милости продлит его дни, чтобы дать его желанию осуществиться. Просто не следует торопить события. Если есть Господня воля на то, чтобы Джо потерпел, прежде чем снова завоюет их доверие, значит, пускай потерпит, делать нечего. И тогда оно станет ему во сто крат ценнее.

* * *

Вернувшись к кухонной двери, я для очистки совести напоследок постучал в стекло и даже попытался через окно разглядеть прихожую: вдруг увижу, что там мелькнет Хелен или Мюррей.

В буроватом свете, который падал из оконца вверху входной двери, я увидел лестницу-стремянку, она валялась на полу, по которому рассыпались хвойные ветки.

Я громче застучал в стекло и покричал Оксбарроусам, потом решил, что кто-то из них, видимо, упал со стремянки и, раз уж я здесь, самое правильное – убедиться, что упавший серьезно не покалечился.

К счастью (или так мне по наивности тогда показалось), дверь оказалась не заперта, и, войдя внутрь, я смог в полной мере оценить ухищрения Оксбарроусов по части праздничного убранства их жилища. С нижних балок густо свисали многочисленные ветки остролиста и сосновые лапы, окна обрамляли гирлянды из плюща с множеством натыканных в них маленьких свечечек. Елочки, еще раньше увиденные мной через окно, были связаны вместе, и за нехваткой высоты потолка их верхушки согнулись; приторный смолистый дух заглушал все остальные запахи и в жарко натопленной кухне вызывал тошноту.

Я поздоровался и, не получив ответа, направился в прихожую, переступил через упавшую стремянку и подобрал с пола несколько зеленых веток. В коридоре весь пол усыпали ветки омелы и елочные украшения, тут же лежали разорванные венки из тисовых и еловых веток, судя по всему содранные со стен. Стебли плюща, видимо обвивавшие гирляндами перила лестницы, теперь висели клочьями, а вставленные в них свечки валялись на полу сломанные.