— Я ведь личный врач Стекольщика, не забывай. Он меня вообще за человека не считал, думал, что подчинил полностью, как собаку. Поэтому не стеснялся говорить в моем присутствии о своих делах. Допустим, я ставлю ему горчичники, а в это время к нему приходят посетители…
— А сбежать не пробовали?
— Сбежать? — Он горько усмехнулся. — Что толку бежать, если тогда погибнут самые близкие мне люди, ради которых я, собственно, и живу. Нонсенс. Я краем уха слышал, что на днях тут один уже попытался сбежать, прихватив с собой образец запрещенных препаратов. Но его поймали. Кстати, он из лаборатории Крутицкого.
— Но при нем никаких образцов не было! — невольно воскликнула я.
— А тебе это откуда известно? — удивленно поднял он брови.
— Да так, — спохватилась я, — тоже краем уха слышала.
— Ну, не хочешь говорить — не надо. Я привык не задавать лишних вопросов — себе дороже.
— А я привыкла задавать их. Где вы взяли антизомбин, док?
— Стекольщик дал, — ответил он просто. — Как уж он его добыл — не знаю. У него везде свои шпионы. Он держал этот препарат для себя, на всякий случай. Сказал, что если Николенко попытается его зомбировать, то я должен буду вколоть ему эту штуку. И описал мне симптомы, которые появляются у зомби. Осторожный был волк, матерый, но смерти очень боялся и болезней тоже. В результате у меня имеются практически все противоядия от изобретенных в частных лабораториях препаратов.
— А правда, что он убил друга Николенко в Ташкенте?
— Во-первых, у этих людей нет таких понятий, как дружба. Человек человеку волк — вот их главная мораль. А во-вторых, насколько мне известно, ташкентскую лабораторию уничтожил сам Николенко. Другое дело, что Стекольщик постоянно выкрадывал у него лучших ученых и продавал в другие лаборатории. Этого Николенко ему простить не мог и уже несколько раз пытался до него добраться, но безуспешно. С тобой ему просто повезло… Ну, вот и все, Мария, я закончил. — Он отошел от стола и осмотрел результаты своего труда. — Кажется, получилось неплохо. Осталось перебинтовать.
— Вот этого не надо, док! — воспротивилась я. — Мне понадобится свобода действий. Нельзя ли как-нибудь пластырями обойтись?
Тоскливо посмотрев на меня, как на совершенно безнадежного человека, он вздохнул и пошел к шкафу за пластырями. Затем вышел из комнаты и вскоре вернулся, Держа в руках видеокассеты.
— Посмотри, что тут вытворяла, Мария, пока я буду тебя долечивать. Думаю, тебе это будет небезынтересно.
— Что это? — удивилась я.
— Это записи, сделанные этой ночью охранными видеокамерами.
Через полчаса, отмытая от крови, вся залепленная тампонами и пластырями, испачканная йодом и какими-то мазями, одетая в мужские брюки и рубашку, которые подарил мне доктор, босая, я ехала в темно-синем «Мерседесе» в сторону лаборатории Николенко. Одежда закрывала все пластыри, лицо мое, как всегда, оставалось почти нетронутым, и никто бы не смог сказать, увидев меня, как я прожила эту дикую ночь. Рядом со мной с перевязанной рукой и безумным взглядом сидел Стекольщик.
Глава 12
Николенко ожидал нас у самой проходной. По его лицу было видно, что прошедшая ночь была не самой лучшей в его жизни, что он немало попереживал и понервничал, но в целом был вполне здоров. Впрочем, я не сомневалась, что это ненадолго.
— Ну? — спросил он, когда я, как сомнамбула, вышла из машины и уставилась на него невидящим взглядом.
— Я все сделала, хозяин, — монотонным голосом ответила я. — Вот ваш Стекольщик.
Лицо его нервно дернулось, он махнул рукой, и какие-то люди начали грубо вытаскивать сумасшедшего Стекольщика из машины. Когда его поставили перед Николенко, тот принял небрежно-презрительную позу и выдал:
— Ну что, говнюк, теперь ты понял, кто в этом доме хозяин?
Стекольщик засопел, запустил в нос палец и начал там усердно ковыряться, с интересом разглядывая сверкающие лаком ботинки Николенко. Торжествующая улыбка постепенно начала сползать с лица победителя, он недоуменно глянул на меня и, стиснув зубы, произнес:
— Мария, немедленно доложи мне, что здесь происходит?
Я стояла около него с самым глупым видом, на какой была способна, повернулась к Стекольщику, пожала плечами и сказала:
— Я привезла то, что от него осталось. Но он жив.
Николенко еще раз глянул в безумные глаза Стекольщика. Гнев на мгновение овладел им, он дернулся, как будто хотел ударить ненавистное ему существо, но потом все же взял себя в руки и процедил охранникам:
— Ладно, тащите его в крематорий. — Он посмотрел на мою одежду. — Что за маскарад, Мария?
— Не могла же я приехать сюда голой.
— Было бы неплохо, кстати, — нервно скривился он. — Ты всех убрала?
— Всех, хозяин.
— Никто ничего не видел?
— Никто.
— Ну ты даешь. — Он покачал головой, разглядывая меня. — Что ж за Пантера в тебе сидит? Хотел бы я сам такую иметь…
— Что делать дальше, хозяин?