Пантера, немного послушав с тупым недоумением, затем отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и начала искать глазами подходящий предмет, которым бы можно было придавить забившееся в угол жалкое существо с острым скальпелем в руке. Мои великолепные туфли-томагавки были растерзаны в эту ночь в клочья, и их куски были разбросаны по замку или торчали в телах охранников. Остались лишь когти на пальцах рук, но бросить ими в визжащего доктора было нельзя. Не найдя ничего поблизости, она повернулась спиной к доктору и начала осматривать комнату.
Доктор, увидев, что Пантера на него не смотрит, быстро вытащил из нагрудного кармана рубашки небольшой шприц, юрко вынырнул из-за шкафа, бросился на спину Марии и вонзил иглу ей в шею, почти в то самое место, куда до него колол ее Мамонтов. Не знаю, что случилось с Пантерой, может, слишком устала, но только она, к счастью, не смогла среагировать вовремя: мужественный доктор успел выдавить содержимое шприца. А вот дальше бедняге уже не повезло. Разъяренная Пантера повернулась к нему и одним ударом отбросила его хлипкое тело к стене. Тот шмякнулся о нее головой, свалился на пол и затих. Она с яростным рычанием прыгнула на него, намереваясь разорвать в клочья, но тут силы изменили ей, она вдруг потеряла равновесие, судорожно дернулась и замертво свалилась рядом со своим поверженным спасителем…
Глава 11
Все остальное я уже помнила сама. Первое, что я почувствовала, когда пришла в себя, это страшную боль во всем теле. Она ломала меня на дыбе, крутила в камнедробилке, рвала щипцами и резала на части раскаленными серпами. Я открыла глаза. Боже, какое это, оказывается, счастье — иметь возможность открыть глаза! Мало того, можно еще пошевелить рукой или ногой, сказать что-то и тебя услышат — в общем, нет ничего лучше, чем собственное тело, пусть даже очень больное. Не понимаю, почему некоторые души так стремятся побыстрее освободиться от своей плотской оболочки? Это ведь самый настоящий абсурд. Я подняла голову. Все было как и прежде. Доктор полулежал у стены, а я рядом с ним лицом вниз. Странно, но сверху все выглядело совсем по-другому. Память моя работала четко, я сразу все вспомнила и попыталась ощутить в себе присутствие той самой страшной и совершенно чуждой мне Марии, за которой я наблюдала в течение нескольких последних ужасных часов. Но ничего не ощутила, все было как прежде, я была самой собой и вполне сносно соображала. Какой все-таки молодец этот доктор. Жаль только, что умер…
— О Господи, как больно… — услышала я сдавленный стон и, повернувшись, с изумлением увидела, что доктор, сморщившись от боли, держится рукой за затылок.
Вдруг он вскинул голову, и наши взгляды встретились. В его глазах отразились сразу и страх, и недоумение, и чисто профессиональное любопытство.
— Ты-ы… как? — боязливо спросил он, ожидая, видимо, что я сейчас брошусь на него и добью.
— Спасибо, доктор, — улыбнулась я как можно приветливее, сразу забыв о своей боли. — Вы самый чудесный доктор на свете.
Радостный вздох облегчения вырвался из его груди, а по щекам побежали счастливые слезы.
— Значит, мне удалось, — всхлипнул он. — И ты меня теперь не убьешь?
— Нет, теперь уже нет, — рассмеялась я, поднимаясь и садясь на полу рядом с ним. — Я вообще-то простая, скромная девушка, а не убийца.
— Постой, постой. — Он нахмурился и недоуменно всмотрелся в мое лицо. — Ты что, все соображаешь?
— Да, а что? — удивилась и я.
— Но… этого просто не может быть, — пробормотал он ошеломленно. — Это просто невероятно.
— А в чем дело-то, док? — От его слов мне стало страшно.
— Как это в чем?! — Он дернулся, но тут же скривился, схватившись за затылок. — Проклятье! Чертова стена… Послушай меня, прости, не знаю твоего настоящего имени…
— Мария.
— Так вот, Мария, после того, что с тобой сделали, ты могла или умереть, или на всю жизнь остаться умалишенной — другого, увы, не дано. Твое сознание было полностью и необратимо подавлено воздействием зомбирующего препарата. Поверь, это тысячу раз доказанный научный факт: клетки мозга не восстанавливаются.
— Значит, наука ошибалась, — улыбнулась я.
— Это исключено, — упрямо заявил док.
— Скажите, — осенило меня, — зачем же вы тогда сделали мне укол, если шансов на спасение у меня не было?
— Извини, девочка, — он стушевался, — но прежде всего я хотел спасти себя. Я ведь знаю, что обычными методами зомби остановить невозможно. Ты бы убила меня…
— Понятно. А что, я действительно была… настоящей зомби?
— Самой натуральной. Мамонтов просто подвел научную основу под допотопные методы зомбирования, известные в некоторых африканских племенах. И, к сожалению, добился кое-каких результатов.
— Он что-то еще говорил о киборгах, сверхчеловеках и прочей ерунде. Неужели они и этого добились?
Снисходительная улыбка появилась на лице доктора.
— Конечно, нет. Просто некоторые ученые имеют слабость иногда пофантазировать, а Мамонтов — очень слаб в этом отношении. Но давай вернемся к тебе: что ты там говорила об ошибке? Тебе известно нечто большее, чем всей мировой науке?