— Понятно, — процедила себе под нос и выбросила использованный чайный пакет из его кружки.
— Римма замужем и у неё есть сын, — зачем-то добавил Влад, не понимая сам, к чему эти оправдания.
— У-у, — промычала она, и Злобин не понял, обрадовал её этот факт или огорчил. — Ваш чай, — ударив донышком о стол, поставила перед ним кружку, разлив на скатерть коричневую лужицу.
— Аккуратно, Кирилла обожжете.
— Что? — бросила на него удивлённый взгляд, и Влад был готов утонуть в его ультрамариновой синеве.
— Кирилл, — кивнул на кружку.
Кристина вновь прикусила нижнюю губу, задумчиво погрызла, не сводя глаз с ярко-жёлтой посудины.
— Он не против, что в вашей квартире ночевал посторонний мужчина? — прощупывая почву, вкрадчиво поинтересовался Влад.
— Он сейчас в гостях у своей мамы, — неуверенно промямлила она и словно очнулась — вздёрнула острый подбородок, смотря на Влада с напускным равнодушием: — Мне кажется, что вы задаёте слишком много личных вопросов. Я не прогнала вас только потому, что вы двух слов связать не могли и уснули прямо здесь, за столом. Я не могла вас никак разбудить. И мне было жаль мальчика, кажется, не повезло ему не только с матерью… — ядовито процедила она и осеклась.
Обиделся ли Влад? Нет. Её реакция лишь ещё больше убедила его в том, что эта прекрасная фея неровно к нему дышит.
Отпивая чай и смотря на неё поверх кружки, едва заметно улыбался. Вся эта ситуация нравилась ему всё больше и больше. Как и Кристина Юрьевна. Ясно как белый день, что на Кирилла этого ей давно плевать, а вот на него — нет. Он видел это по её бегающему взгляду, по плохо скрываемой ревности. Римма её здорово задевает и это явно не просто так. А ещё он вспомнил, с какой надеждой она обернулась тогда на светофоре, разыскивая глазами именно его.
— Простите, я сморозила чушь, — потупив взгляд в стол, почти прошептала она. — Я так совсем не считаю, вы хороший отец — это видно, просто я…
— Что — вы? — Влад поставил кружку и подался вперёд, специально прикоснувшись замком сцепленных пальцев к её руке. Она едва заметно вздрогнула, но руку не убрала.
— Я… просто подумала, что…
В прихожей послышался топот крошечных ножек, и они оба уставились на дверь: сонный Максим прошлёпал к отцу и положил лохматую голову ему на колени. Влад расплылся в улыбке и погладил мальчика по светлым вихрам.
Кристина смотрела на эту картину как завороженная. Ему показалось, или в её глазах блеснули слёзы?
— Кушать хочешь? — прошептал он, наклонившись.
— Дя, — ответил Максим, и Влад взял мальчика на руки. Тот сразу уткнулся в широкое плечо папы и прикрыл глазки.
— Ещё не проснулся, — пояснил Влад, не прекращая улыбаться. — Говорят, что дети его возраста плохо спят, но Макс очень любит подрыхнуть. Весь в меня, — добавил не без гордости и поднялся: — Мы пойдём, наверное. Спасибо, и ещё раз извините за доставленные неудобства.
— Не страшно. Я… была только рада. Я люблю детей. А ваш Максим, он просто чудо, такой смышлёный, — она семенила следом, рассыпаясь в — что уж кривить душой — приятных Владу комплиментах.
Пока он одевал мальчика, пока они обувались в прихожей, Кристина всё это время стояла молча, размышляя о чём-то своём. Судя по выражению лица — о чём-то важном.
— Если вам будет нужна какая-то помощь, ну там, может, посидеть с ребёнком, или ещё что-то — вы не стесняйтесь… — голос её становился всё тише и тише, она выглядела как хватающийся за соломинку утопающий, будто пыталась заболтать его, тем самым задержав ещё хоть на пару минут. — Тяжело вам, наверное, одному…
— Я не один, у меня есть сын. И сварливая, но очень хорошая няня, — Влад натянул кеды и разогнулся, взяв мальчика за руку. — До свидания, Кристина Юрьевна.
— До свидания, Влад… — она застыла в дверном проёме и стояла до тех пор, пока за ними не закрылись двери лифта.
Конечно, после того, как ушли Злобин с ребёнком, ни о каком сне не могло быть и речи. Кристина ходила по квартире из угла в угол, бесцельно перекладывая вещи с места на место. Всё её тело было словно наполнено эйфорией, мысли путались, хотелось петь, танцевать, хотелось совершить что-то безумное. Глаза светились лихорадочным блеском, а ещё горели щёки — прямо полыхали.
Говорят, что когда горят щёки, значит, кто-то о тебе думает?
Как же ей хотелось, чтобы о ней думал Влад. Она десятки, сотни, тысячи раз прокручивала в голове их утренний диалог, воссоздавала в памяти каждый его взгляд и жест. Она действительно видела, как он разглядывал её ноги, или это плод её больного воображения?
Какой же идиоткой она была, лепетала какую-то чушь! Почему так всегда — когда хочешь выглядеть дерзкой и уверенной в себе, блеешь словно овечка? Наверное, он решил, что она чокнутая, и больше никогда не захочет иметь с ней ничего общего. А она больше всего на свете боялась сейчас, что он не захочет.
Это какое-то сумасшествие, эмоциональный взрыв! В голове фонтанировали радость, страх, какое-то нездоровое возбуждение, сомнения — и всё это одновременно.